Голоса в яранге затихли.
Жертвоприношение Сомнения приносили Высшим Силам. Это случалось в дни, когда люди сталкивались с непонятными явлениями, испытывали неуверенность в своих силах, теряли твердость духа.
С утра Лунника запрягли в особую нарту, предназначенную только для совершения обрядов. Внешне она ничем не отличалась от легких беговых нарт, но на копыльях можно было различить едва видимый орнамент, а ремешки-крепления изготовлены из особо выбеленной нерпичьей кожи. Настелили пыжик и положили на него овальное деревянное блюдо мелко нарезанными тундровыми лакомствами. В основном это были куски оленьей колбасы-прэрэма, нарезанное кубиками оленье сало вперемешку с уже позеленевшим жиром морского зверя, даже попадались полоски китовой кожи с прослойкой жира — итгилгына, розовыми палочками выделялся костный мозг из оленьих ног, вареные языки и просто мясо. Все эти лакомства предназначались Богам, которые, как полагали люди, отличались разборчивостью в еде.
Еще издали Лунник заметил Святилище — гору из белых оленьих рогов — и повернул к нему.
Люди бежали рядом со священной нартой, не садились на нее.
Остановившись у Святилища, они обошли его вокруг с деревянным блюдом, разбрасывая угощение Высшим Силам.
Второй мужчина повторял только последние слова молитвы-заклинания и усердно разбрасывал божественное угощение.
На обратном пути, Старший вдруг сказал:
— А он уже запомнил дорогу обратно!
— Да и когда сюда ехали, он шел уверенно, прямо на Святилище.
— Откуда он узнал, куда нам ехать? — в задумчивости произнес старший.
Мужчины переглянулись:
— Может, он понимает наши слова? Помнишь, ты вчера рассказывал о Лунных Псах?
Старший остановил нарту, пошел вперед, силой повернул к себе морду оленя и пристально вгляделся в его глаза.
— Глаза оленьи, но что-то в них есть.
Лунник изо всех старался казаться обыкновенным тыркылыном, отворачивал морду, храпел.
— Наверное, придется его заколоть, — задумчиво произнес человек. — Не больно жирный, но что делать? Нельзя жить с оборотнем. Мне показалось, что был знак у Святилища от Высших Сил.
Младший мужчина тоже обошел оленя и пощупал его со всех сторон.
— Тощеватый, конечно. Яйца у него хорошие, потомство могло быть хорошим.
— Целое стадо Лунных Псов! — усмехнулся старший. — Заколем его на рассвете.
От этих слова дрожь прошла по телу Лунника.
— Гляди, испугался, будто понял наши намерения! — воскликнул старший. — Нет. Заколоть его надо непременно.
Лунник вспомнил свои мысли о смерти и бессмертии под толстым слоем снега, когда он хоронился от пурги в стаде диких оленей. Выходит, пришла пора испытать: смертен он или нет. Может ли он умереть от руки человека, по его желанию? Или бессмертие означает лишь долгую жизнь без вмешательства извне? Почему-то не хотелось искать ответа немедленно. Чтобы избежать этого испытания, надо уходить отсюда.
Лунник слегка потянул ремень, который он был привязан к яранге. Узел был прочен.
До утра еще оставалось достаточно времени.
Полная Луна сияла в темном безоблачном небе, и Луннику казалось, что он слышит, как где-то далеко воет собачья стая, поднимая на острие звука желающих вкусить часть светящегося круга. Но Луна оставалась по-прежнему нетронутой и идеально круглой.
Оленем опасно оставаться.
Но выбор в зимней тундре был невелик. Из летающих оставались куропатки и вороны.
Под толстым слоем снега в норах спали суслики и мыши, изредка просыпаясь, чтобы подкормиться из запасенных летом кладовых сладких корешков. Белый медведь ушел в торосистое море. Песцы и лисы сновали в поисках пропитания. Всеобщий голод наступал в зимней тундре.
В кого превратиться?
Лунник думал и мечтал в дремоте. Он еще не был мощным белым медведем, которого боялись все, не превращался в кита, в перелетную птицу: утку, гуся, журавля… Перелетные птицы столько видят во время своих долгих путешествий. Когда Лунник был вороном, эти черные птицы с пренебрежением отзывались о перелетных птицах. Лунник же пока только в мечтах мог себе представить огромные пространства земли, через которые пролегали пути мигрирующих пернатых. Сколько же удивительного и незнакомого видят летящие на высоте!
Главное, не превратиться в человека, потому что на этом прекратятся все превращения и он навсегда останется двуногим и прямоходящим луоравэтланом!
3
Лунник в облике росомахи уже два дня бежал по тундре в поисках пропитания. Иногда ему попадались промерзшие до каменной твердости, осмелившиеся выползти на мороз мышки, но чаще приходилось копать снег, чтобы добраться до пожухлой травы, льдинок-ягод, грибов и даже жевать олений мох-ватап. Хотя росомаха и считалась всеядным существом, она все же любила мясо, и предпочтительно слегка подпорченное, падаль, присутствие которой она чуяла издали. Голод сжимал пустой желудок, горькая слюна непроизвольно вытекала из разинутой пасти.
Зарывшись в снег на ночь, Лунник смотрел на ночное светило, которое заметно уменьшалось в размерах: значит, кто-то из его сородичей получал дар превращений и начинал понимать любую речь живого существа.
Ранним утром Лунник почуял отчетливый запах падали. Густая слюна вожделения заполнила пасть, нос сам повернулся в ту сторону, откуда доносился сладостный, живительный, питательный аромат падали, и, несмотря на истощение, Лунник рванул вперед по снежной целине, оставляя за собой глубокий след.
Запах становился все сильнее, мощно притягивал голодную росомаху, словно невидимая сильная рука протянулась над снежной равниной. Лунник вспомнил, что именно такой запах имел дохлый кит, выброшенный волнами на остров, где жила их свора.
Сначала он увидел большую ярангу, моржовая покрышка которой странно светилась изнутри. Но запах притягивал на другую сторону, в небольшую долину замерзшей до дна и занесенной снегом речки. Прибрежные кусты ивняка едва торчали над сугробами. На склоне Лунник увидел странное сооружение из дерева, вроде пасти, внутри которой лежал вожделенный кусок китового мяса с толстым слоем чуть пожелтелого сала. Он был такой старый, что мощью своего запаха он едва не сводил с ума Лунного Пса, превратившегося в росомаху.
Обойдя сооружение, Лунник приноровился и сунул переднюю лапу в деревянную пасть, намереваясь схватить мясо. Он не заметил тонкую струну из китового уса, задел ее, и деревянная пасть с глухим стуком прижала левую переднюю лапу. Это была древняя охотничья ловушка, с помощью которой двуногие ловили пушного зверя!
Лунник издал громкий вой от боли и ужаса.
Замолкнув, он услышал хруст снега под подошвами идущего человека. Это была женщина в меховом комбинезоне из коричневой тонкой шерсти молодого оленя. Итак, если Лунник не превратится в человека, для него наступил последний миг жизни. Его убьют, сдерут с него шкуру, хорошенько выделают и сделают из нее пушистые воротники и опушки для малахаев…
Приблизившись к росомахе, она издала торжествующий возглас:
— Вот и попалась! Теперь будет теплый пушистый воротник мне и моей маме!
Она протянула руку, но Лунник ощерился и показал острые передние зубы.
— Без помощи матери не обойтись, — произнесла женщина и зашагала обратно к яранге.
Когда обе женщины приблизились к западне, они одновременно издали возглас удивления.
— Кыкэ вынэ вай! А где же росомаха? Это же человек!
Это был молодой человек, одетый как тундровый житель. Одна его рука оказалась зажатой деревянной плахой западни.