Удивительно, Лунник в голодные годы, будучи собакой, не брезговал и пахучей падалью — замерзшими телятами, выброшенными на берег тушами погибших тюленей, моржей, поедал полуживыми и полевых мышей-леммингов, нападал на птичьи гнездовья у берегов тундровых водоемов, но отведать человека… От одной этой мысли его выворачивало наружу.
В тот вечер воронья стая была особенно оживленна. Многие вспоминали случаи, когда им доводилось отвечать человечины.
В зимнюю пору, когда скудели источники пропитания, вороны селились ближе к людским стойбищам. Они кормились на помойках, выискивали сдохших от старости домашних собак или обессилевших оленей. Но настоящее пиршество наступало для них, когда умирал человек.
Умершего торжественно провожали на Холм Печали. Но прежде они наряжали его в лучшие одежды, обычно сшитые из белых оленьих шкур. Вместе с ним на кладбище отправлялись некоторые его вещи: копья, ножи, нарты, инструменты, оружие — лук и стрелы. На кладбище покойника везли на особой погребальной нарте, которую там же и ломали. А самого умершего раздевали донага, красивую погребальную одежду разрезали на мелкие куски и прятали под большим камнем. Тело обкладывали символической оградкой из небольших камней и оставляли.
И тут налетали на него уже поджидавшие поодаль росомахи и вороны. Ворон всегда было больше, и росомахам мало что доставалось. Среди людей считалось: чем скорее от покойника оставался только скелет, тем лучше для него — значит, душа его — кэлелвын — освобождалась от земной оболочки и возносилась в либо в небеса, либо в подземное царство мертвых.
Луннику все меньше нравилась жизнь среди вороньей стаи. Эти птицы держались обособленно, высокомерно посматривали на других пернатых, вечно осуждали их и даже не пощадили орла, ненароком залетевшего откуда-то из-за южных холмов.
— Высоко летает, однако ума у него немного, — заметил Главный Ворон, следя за плавным полетом огромной птицы. — Будь я таким, подчинил бы себе все остальное птичье царство. Стал бы Главным не только над воронами, но и над другими птицами.
В глубине его гнездовья, в ворохе сухих листьев и веток Лунник заметил несколько ярких перьев, и страшная догадка пронзила его: это была шапка из топорковых перьев, которую носил погибший человек. А рядом валялся обглоданный до белизны череп с пустыми темными глазницами.
— Это голова человека? — спросил Лунник.
— Она самая, — ответил Главный Ворон. — Я выклевал его мозг до последнего кусочка, чтобы обрести его мудрость и изобретательность. Но пока ничего не заметил.
Молодая Ворона, которая мечтала женить на себе Лунника, предупредила его:
— Будь осторожен. Наши все еще считают тебя чужаком. Могут съесть.
— Разве вы едите своих? — содрогнулся Лунник.
— Случается, — ответила Молодая Ворона. — Когда наш сородич гибнет, мы стараемся сами его съесть.
— Ну и как?
— Мясо жестковатое, а так ничего особенного. — Молодая Ворона лукаво глянула на Лунника и добавила: — Вот если ты женишься на мне, тебя, может быть, и не тронут. Мы бережем наше потомство. Ворон должно быть много. Главный Ворон говорит, что, если нас будет много, мы можем завоевать весь мир. Станем царствовать на всей земле, и даже Человек будет служить нам.
— Но Человек и так уважает вас, — напомнил Лунник.
— Он боится. И считает нас священными птицами. И даже сохранил древние сказания, в которых повествуется о том, как наш предок создавал Землю и Воды. Ты знаешь, что мы живем долго, почти вечно. Так что, если ты на мне женишься и останешься в нашей стае, ты имеешь возможность одним из властелинов Земли.
Но почему-то Луннику не хотелось ни жениться на Вороне, ни стать властелином Земли. Но он стал осторожнее и часто улетал подальше от остальной стаи, в глубину тундры, где кипела совсем другая жизнь. Иногда он слышал вослед священную воронью песню, которую учили вылупившиеся из яиц маленькие воронята:
В один из дней Лунник решил больше не возвращаться в воронье гнездовье. Он углядел в прибрежных зарослях тундрового озера укромное, закрытое логовище и прекрасно провел ночь.
Утром его разбудил слаженный хор комаров.
Это было пение счастливых существ, радующихся солнцу, теплой погоде, ярким цветам и обилию живых существ, наполненных горячей живительной кровью. Желание присоединиться к этим счастливчикам было настолько сильным, что Лунник не заметил, как обратился в одного из них.
Все вокруг стало огромным. Низкая трава превратилась в густой лес, а один лепесток сладкого цветка нэет — в огромное поле, по которому можно было бегать из конца в конец. Листок золотого корня юнэва снаружи блестел, как большой зеленый водоем, а сохранившаяся с ночи капля росы светилась и переливалась, как маленькое солнышко. Под этим листком могло поместиться целое полчище от комаров, и теперь Лунник догадался, куда это в ненастье исчезают жужжащие и звенящие тучи крохотных существ. Для такой мелочи в тундре оказалось столько укромных мест и схронок, что стаи комаров исчезали из поля зрения мгновенно, бесследно испарялись.
Вместе с комариной стаей Лунник полетел над землей. Он с интересом смотрел вниз, отмечая про себя, что земля с вороньего полета и с комариной высоты весьма отличается. Все, даже мельчайшие животные выросли до гигантских размеров. Небольшая полевая мышка, которую он еще вчера в одно мгновение заглатывал, обратилась в гигантское устрашающее чудовище. Земля тряслась под ее ногами, ее писк превратился в оглушительный рев, а белые острые зубки внушали смертельный страх. Мохнатый шмель напомнил Луннику встречу с бурым медведем на острове, когда он был щенком. Шмель гудел, перелетая с одного цветка на другой. Он вытягивал хоботок и совал его в глубину цветка, высасывая оттуда сладкий сок.
Но комары искали другое пропитание.
Ближе всего к Луннику была маленькая стройная Комариха, самая веселая и считавшаяся в комариной стае первой красавицей. Она так и вилась вокруг Лунника, обхаживала его и приглашала совершить, как она выразилась “совместное удовольствие”.
— Так бывает хорошо от него! — закатывала глаза Комариха. — Соединение желаний!
— От него бывают дети, — вспомнил Лунник. — Это любовь?
— Нет, — ответила Комариха. — Великая Любовь бывает только у людей. И от нее рождаются только люди. А наше удовольствие называется секс. От секса рождаются только животные и насекомые.
Несмотря на свою крохотность и молодость, Комариха знала многое. Краткость жизни этих насекомых вмещала в себя всю полноту жизни.
Комариха все же уговорила Лунника совершить ночное путешествие в стойбище.
— Сейчас жарко, и пастухи крепко спят на теплых зеленых пригорках, — соблазняла Лунника Комариха. — Горячая темно-красная кровь наполняет их тела.
Человек спал, подложив под себя левую руку, однако другую, правую, держал на груди. Она мерно поднималась вместе с дыханием, а храп раздавался далеко вокруг, заглушая звонкое комариное пение. Комариха и Лунник подлетели с подветренной стороны. Луннику почему-то не хотелось крови. Он не знал, что сосут кровь самки-комары, и именно от этого они получают то удовольствие, которое Комариха называла сексом. Комариха пристроилась на лбу спящего человека. Именно на лбу кожа была тоньше, и кровеносные сосуды, по которым текла вожделенная жидкость, находились близко к поверхности. Поискав, Комариха нашла нужное место и с размаху вонзила жало в лоб спящего. Кровь наполняла брюшко Комарихи, а сама она тихо стонала от наслаждения. Скоро она превратилась в красный шарик. Переполненная и отяжелевшая, закатившая от удовольствия выпуклые глазки, Комариха не заметила поднявшуюся ладонь человека, которая в одно мгновение припечатала Комариху ко лбу. Вместо веселого, поющего насекомого остались серое пятнышко и размазанная кровь.