— Верно, с одной стороны. — Эндрю продвигался вперед, не останавливаясь и не глядя на нее. — Но совершенно неверно — с другой, — прокричал он. — Мы оба знаем, как это выглядит — именно в настоящем времени, — и ты даже особенно не притворяешься, будто ничего не происходит, хоть и не в состоянии признать, что отвечаешь на мои чувства. Но если говорить о вине, то обвинять тут некого. Я не стыжусь признать, что увлечен тобой и хочу тебя. Ты смущена тем, что чувствуешь то же самое?
Он обернулся, Грир посмотрела ему в глаза и опустила взгляд на его губы — такие чувственные, идеально очерченные; сексуальные и своенравные, где бы они ни касались ее кожи. Нет, она не стыдилась того, что ощущала. Это удивляло ее, но не смущало. Ведь они оба взрослые и свободные люди, разве нет?
Он прижал Грир к себе и поправил дубленку, прикрыв ей шею.
— Ты не ответила, Грир. Тебя расстраивает то, что ты увлеклась мной?
— Нет, конечно же нет, — быстро проговорила Грир. Она умирала от желания снова ощутить вкус его губ. — Но, Эндрю, это ведь может быть просто эмоциональной разрядкой. Я точно не знаю, какие предпосылки подвели к этому тебя, но не думаю, что они очень отличны от моих. — По крайней мере, звучало логично.
— Поразительно. Ты что, собираешься посвящать меня в свой психоанализ? — усмехался Эндрю.
Неожиданное мимолетное прикосновение его губ заставило ее прильнуть к нему.
— Ты надо мной смеешься, но я права, — не сдавалась она. — У нас обоих этот день был слишком напряженным — сплошь проблемы да противоречия. Это не мое дело, и я не влезаю, но у тебя ведь тоже не все гладко. — Вытащив прядь волос изо рта, Грир продолжала: — Да и потом еще Ферндэйл. Хоть ты и не знаешь всего, что со мной там произошло, но все мои переживания принимаешь близко к сердцу. Я это знаю потому, что у тебя все написано на лице. Тебе и в голову не приходит пройти мимо нуждающегося в помощи человека. Я поражаюсь, как ты еще жив и здоров с таким бременем чужих проблем, которое несешь на себе столько лет, — договорила она, в панике сознавая, что ей больше нечего сказать. Ведь, пока болтала, она была в безопасности.
— Ты прекрасна, — произнес он, подражая ее тону. — Закончила меня разбирать? — Поцеловав родинку около ее уха, он поднял голову.
Грир вздрогнула. Ее тело так чутко реагировало на этого мужчину.
— Не пытайся сбить меня. Я еще не закончила, — погрозила она ему. — Вот смотри, мы приходим на это побережье. Здесь бешеная, одурманивающая атмосфера. Каждая частичка меня разбужена этим ветром, океаном. Так что вполне естественно, что это закончилось поцелуями. Такой исход был неизбежен. Давай остановимся на этом.
— Я тороплю события, — предположил он, склоняясь к ней и изучая ее лицо. — Ты это пытаешься сказать?
— Нет. О, Эндрю, я не знаю, что я пытаюсь сказать. — Сжав в руках лацканы его пиджака, Грир уткнулась лицом ему в грудь. Она ощущала его ровное сердцебиение у себя на щеке и не переставала удивляться силе и великодушию этого человека. — Я не подхожу для случайной интрижки, Эндрю, — пробормотала Грир. — Я понятия не имею, с чего начинать и как реагировать, так что это будет настоящим мучением для нас обоих.
Эндрю напрягся, и Грир поняла, что говорит не то. В это мгновение она осознала то, что должна была увидеть с самого начала. Эндрю Монтхэвен исключительный мужчина — во всем. Для него это не было лишь минутным влечением, легким интересом, развернувшимся в желание сексуальной разрядки, которое могла бы удовлетворить любая женщина. Он хотел только ее — и как долго уже хотел? Этот вопрос, который Грир догадалась задать себе лишь сейчас, вмиг разбил все ее аргументы, и она только сильнее прижалась к нему.
Мышцы Эндрю постепенно расслабились, и он принялся гладить ее спину и плечи.
— У меня недостаточно выносливости для марафона однодневных связей длиной в жизнь, — сказал он. — И мне не верится, что ты действительно так расцениваешь мое отношение к тебе. — Подняв ее голову, он пристально вглядывался в ее глаза. — Послушай, Грир, мы встретились в сложный жизненный период. Этот период закончился, но у нас все равно не получится забыть о нем. Мне вовсе не нужны легкие, ни к чему не обязывающие связи. Я хочу отношений с тобой, Грир. Если ты не готова, я могу подождать... примерно две минуты. — Эндрю принужденно усмехнулся.
Ты хочешь заниматься со мной любовью. Ты сам так сказал. Я тоже хочу этого, но...
— Не знаю, что сказать, — прошептала Грир. — В моих мыслях витает какой-то ответ, но стоит мне попытаться воплотить эти мысли в слова, выходит бессмыслица.
Он слегка отстранил ее от себя.
— У тебя еще есть время подумать. У нас впереди целый вечер. Правда, я постепенно замерзаю, так что вскоре тебе может понадобиться горелка, чтобы меня разогревать.
Даже в темноте она различала огонек желания в его глазах. Возможно, это единственный мужчина, способный проникнуть в те тайники ее души, которые она считала — так было легче — уже навсегда пустыми.
Грир снова оказалась в объятиях Эндрю, мысленно благодаря его за то, что он, казалось, понимал ее единственное на тот момент бесспорное желание — быть в его руках.
— Может быть, мне сейчас лучше поехать домой, Эндрю, — тихо сказала она, гладя его по подбородку и спускаясь пальцами к пульсирующей жилке на шее. — Устроим себе небольшую передышку.
— Мне не нужно никаких передышек, — просто сказал он.
— Мы не можем тут больше оставаться.
— Лучше так, чем дать тебе уйти.
Может ли она вообще доставить удовольствие другому мужчине? Стиснув зубы, Грир зарылась лицом в ложбинку у него на плече, ощущая, как его руки сжимают ее талию. Другой мужчина. Колин был единственным в ее жизни. Может быть, вместе со способностью иметь детей она утратила тот шарм, с помощью которого женщина творит поистине магические вещи с мужчиной, ее возбуждающим. Если так и есть и она не сможет удовлетворить Эндрю, то будет ли честным возложить на него еще одну свою проблему? Ведь он станет винить себя. Мужество, опыт — в Эндрю было все, о чем только может мечтать любая женщина. Нужно будет рассказать ему о гистерэктомии. Мужественность и профессиональный опыт Эндрю позволят ему принять ее такой, какая она есть. Однако риск был слишком велик, и ей не обязательно вообще доводить дело до этого признания.
— О чем задумалась? — наконец спросил он.
— О том, что я только все запутала и испортила весь вечер, а теперь не знаю, как выбираться из этого. — Откровенность, пожалуй, лучшее средство.
Взяв ее за руку, Эндрю вышел на тропинку.
— Если такой вечер ты называешь испорченным — тогда жду не дождусь более удачной твоей попытки.
А ты не собираешься облегчить мне жизнь, да?
— Может быть, мне стоит сказать, что я не увлечена тобой, — произнесла она с запинкой.
Они достигли вершины утеса.
— Лжец из тебя никакой.
— А как насчет того, что мы только недавно встретились?
— Это не пройдет. Мы же давние друзья, помнишь? Ты сама сказала это сегодня утром — двум моим коллегам.
— Сказала, точно, — признала Грир. — Почему-то в той ситуации эти слова показались мне наиболее подходящими.
Порыв ветра, подхвативший песок с пляжа, пронесся мимо них. Грир протерла глаза.
Эндрю притянул ее к себе, пригибая ее голову и заслоняя ее от ветра.
— Они и были подходящими. К тому же не такими уж далекими от правды. Больше двух лет — немалый срок. Есть еще предлоги для побега? — пошутил он.
На небе взошла луна, накрыв серебристо-белой дымкой скалистые трещины, каменные насыпи и заросли колыхавшегося от ветра ползучего сорняка. Покачав головой, Грир поспешила к спасительной машине, надеясь, что больше не придется отвечать на каверзные вопросы Эндрю.
Но у него были другие планы. Когда они оба устроились в машине, он откинулся на спинку сиденья и взглянул на нее, по-видимому не собираясь заводить мотор.
— Ты так и не убедила меня в том, что тебе лучше вернуться в этот обшарпанный пансионат, чем поехать со мной в Рингстэд-Холл. Просто выпьем чего-нибудь и поговорим, — небрежно бросил он. — Мне одиноко в этом шикарном старинном особняке. А потом я тебя отпущу — даю слово скаута.