– Но ведь она не лжёт?
До этого она избегала смотреть ему в лицо, а тут подняла глаза и взглянула прямо, в упор.
К её отчаянию на тонком лице проступила растерянность. Он словно колебался, не зная, как смягчить. Или преподнести…
Катрин оттолкнула его от себя.
– Оставь меня.
– Не оставлю.
– Просто объясни – зачем?.. – ответ Катрин старательно пыталась отыскать в его лице, потому что правду на словах услышать сомневалась. – Зачем ты играешь со мной?! За что ты так?.. Я могу понять, почему ты хотел на мне жениться, но зачем играть моими чувствами?
Она билась в его руках, как птица в клетке, впрочем, не слишком убедительно. Страшно было это клетку взломать, ведь лететь ей было некуда. И она не хотела улетать, ей нужен был повод остаться.
– Я не играл.
– Ты лгал мне!
– Нет. Никогда. Ты знала обо всём, что происходило в моей жизни.
– То, что сказала сейчас Синтия – это правда?
У Альберта были густые ресницы. Густые и очень тёмные, по сравнению со светлыми, пшеничными волосами, иногда отливающими чистым золотом. Затрепетав, как крылья у бабочки, они опустились.
– Ясно. Убери от меня, пожалуйста, руки. Я не хочу иметь с тобой общего больше, чем это необходимо.
Он не пошевелился, продолжая удерживать её в клетке своих рук.
– Альберт? Я попросила меня отпустить?
– Катрин, я понимаю, как всё это нелепо звучит. И понимаю, что, возможно, сейчас ты меня презираешь. Даже согласен, что заслужено. Но ты выслушаешь то, что я скажу – не ради меня, может быть, ради нас обоих и уж, по крайней мере, ради себя самой. То, что было у меня сегодня – это на самом деле ничего не значит…
– Ты сейчас шутишь, да?
– Нет. Это была минутная вспышка, которую никто не счёл нужным погасить. Ни меня, ни Ральфа не связывают никакие романтические чувства и связывать не могут.
– К слову, эта вспышка далеко не первая…
– Катрин, послушай…
– Нет, это ты меня послушай. Не стану отрицать, мне сейчас больно и тошно, но я буду в порядке. Я это переживу. Со временем мы можем остаться друзьями. В конце концов, ты ведь не виноват, что ты такой, какой есть. Я читала, что ориентацию не выбирают. Мы рождаемся такими, какими рождаемся. Просто, прими это и живи с этим. Не нужно быть несчастным самому и делать несчастными других.
– Ты о чём сейчас вообще говоришь? Ах, это ты о модных в ваше время толерантных изысках?! Я не знаю, как там у других, но за себя могу сказать – я мог спать с мужчинами, и могу спать с женщинами. Но это не ориентация, Катрин! Это просто разврат.
– Всякий наркоман и пьяница говорят себе, что не больны. Что могут бросить в любой момент…
– Да. И это тоже. Катрин, это даже как-то… унизительно, хотя и заслужено. Я не испытываю романтических чувств к мужчинам. Иногда это похоть, всё равно, что рукоблудие вдвоём. Это как форма общения. И когда никому от этого нет зла – это одно. Но с тобой, понимаю, всё по-другому. Я виноват. И я раскаиваюсь. То, что случилось, было ошибкой, о которой я сожалею всем сердцем. Сожалею из-за тебя и из-за Синтии, которую ранил. Даже не знаю, что на меня нашло. Я так распущенно и безответственно не вёл себя с… да, пожалуй, с самого своего воскрешения.
– Я тебя слушаю, как песню. Ты ведь и в самом деле не понимаешь, да?
– Не знаю, чего я там понимаю, но точно знаю одно – я не хочу тебя терять. Я не могу тебя потерять. Ты для меня повод бороться с самим собой, с моей тёмной стороной, моими пороками. Я знаю, ты думаешь, что я говорю это потому, что хочу использовать тебя… или жалею… даже не знаю, но, Катрин, я говорю тебе правду, когда говорю, что люблю тебя! И в глубине души, под гнётом твоей неуверенности в себе, недоверия ко мне, ты знаешь, что это так, что я люблю тебя. Иначе ты бы за меня не боролась.
Катрин не могла сдержать слёз, и они пролились, как из переполненного резервуара. Она смотрела на него и плакала – не могла сдержаться.
– Чего ты от меня хочешь? Альберт, я… я люблю тебя, но не знаю, правильно ли дать тебе смыть мою жизнь в унитаз? Ты не изменишься. Не сможешь. А может быть – не захочешь.
– Я не хочу причинять тебе боль. Не хочу так сильно, что, может быть, у меня получится? Получится стать лучше и достойней, чем сейчас.
– Разве не может быть так, что ты обманываешь сам себя? Ведь такое бывает? Мы не всегда может принять то, что мы есть… прости, но когда мы бываем вместе… когда мы близки, ты словно бы не до конца ты… я не знаю, как это объяснить, но я это чувствую…
Его пальцы сжались на её подбородке, заставляя Катрин поднять голову. Он смотрел ей прямо в глаза, и казался открытым, правдивым, искренним.