Раздирающий уши вопль тормозов. Гулкий железный удар. Кряхтение надломленной липы, свист пара, хлопанье дверок…
Молодой милиционер выскочил из машины и кинулся было к девочке — та сидела, тараща глаза, у края дорожки. Пёс поднялся, неловко держа на весу переднюю лапу, и тихо зарычал, показывая клыки.
С другой стороны мчалась бабушка, белая от пережитого страха. Пёс пропустил её без возражений, да она его не очень и спрашивала. Подхватила внучку, жадно ощупала, убеждаясь, что та действительно осталась жива и здорова… Потом вдруг рухнула на колени, обняла вонючего, нечёсаного кобеля и расплакалась, уткнувшись лбом в густую шерсть на его плече.
— У вас всё в порядке? — на всякий случай спросил милиционер. — «Скорую» вызвать?..
Не получив ответа, махнул рукой и вернулся туда, где его разъярённые коллеги кормили землёй водителя «мерседеса».
— Бог тебя послал… Бог послал… — повторяла бабушка и крестилась трясущейся рукой. Когда-то она была пионеркой и комсомолкой, но сейчас это не имело никакого значения. — Бог послал…
Потрясение делает внятными мысли, и кобеля коснулось видение другой катастрофы, после которой эта женщина осталась с внучкой одна.
— Ба, а он чей? — подала голос девочка.
Бабушка вытерла глаза и твёрдо ответила:
— Теперь наш.
Она-то поняла с первого взгляда, что пёс был бродячий. И была менее всего расположена искать бестолковых хозяев, потерявших его.
— Пёсик, ты теперь наш! — обрадовалась внучка. Как все нормальные дети, она с младенчества хотела собаку, но до сих пор такие разговоры дома не приветствовались. — Ба, он лапку поранил!
Бабушка открыла рот, но не успела вмешаться. Детские пальцы уже гладили тяжеленную когтистую пятерню. Было больно и приятно. Пёс наклонил голову и облизал девочке руки.
— Щекотно!.. — засмеялась она. И чмокнула своего спасителя в чёрный шевелящийся нос. — Ба, а давай его Барсиком назовём?
— Нет, деточка, Барсиком — это котика звали… — Тут бабушка посмотрела на разорванный ворот курточки и снова вытерла слёзы. — Ну ладно, пусть будет Барсик…
Они медленно двинулись обратно к детской площадке, где осталась сумка с вязаньем. Бабушка с внучкой и громадный пёс, припадающий на переднюю лапу.
— И помоем его, и расчешем, — приговаривала бабушка на ходу. — И накормим, и тёте доктору позвоним… Погоди, Наденька, потом будешь с ним целоваться…
«Наденька. Надежда… Хорошее имя…» Это была едва ли не последняя по-человечески складная мысль. Что-то оставляло его, уходило, растворялось в пространстве, но он больше не пытался ничего удержать. От ребёнка исходил запах, который — пёс точно это помнил — он когда-то очень хотел обонять, но не довелось. И вот теперь он шёл туда, где ему обещали тепло, туда, где ему будет кого любить.
И его звали Акбар, Барсик, а как же ещё?..
На дальней скамейке остался висеть полный комплект мужской одежды. От куртки до кроссовок и от перчаток до майки. Никто так и не понял, откуда они взялись. Ночью к скамейке подходила седовато-серая бродячая сука, а под утро начался дождь, и в итоге всё подевалось неизвестно куда.
апрель 2008
Элин Таш Скрещение миров
Вблизи миска казалась огромной, и Максу нравилось тыкаться в неё носом.
— Рекс! — послышался властный оклик, и Макс, подняв голову, посторонился. На «Рекса» он не откликался принципиально — Маська назвал его Максом, и всё.
— Глупое животное!
Пёс увернулся от лёгкого досадливого пинка. Куснуть бы разок! Но табу — хозяйских детей обижать нельзя.
— Не трожь Макса!
Маська присел, обнял за шею. От него пахло чем-то далёким и полузабытым, откуда-то из позапрошлой жизни…
— Дети, не ругаться! — Хозяйкино взволнованное лицо в окне. Но взволнована она другим, определённо не детскими размолвками. — Глеб, следи за Мась… Амуром, возьмите Макса с собой, в девять часов дома!
— Ма! Мы малявок не берём!
— Я не Маська! — Одновременно.
— Не хочешь идти с братом, оставайтесь дома! — Голос издалека, в окне женщину уже не видно.
— Идём… — недовольно тянет Глеб.
— Прогуляемся, Максик? — спрашивает Маська. Тёплый влажный язык касается его руки — всё хорошо, малыш… Идём…
Макс поднимается, отряхивается, бросает прощальный взгляд на пустую миску.
— Рекса дрессировать буду я, — сообщает Глеб, отвязывая грязную, засаленную верёвку с вишни, раскинувшейся над конурой.
Макс недовольно ведёт ухом: снова поводок сооружать будет?
— Не надо, пусть побегает! — возражает Маська. Несколько реплик, переходящих в вялую — далеко не первую уже за сегодня — драку.