Заснула! Да так, что уже смеркается! Неужели пропустила ужин? Дома, наверное, с ума сходят...
Мост, отделявший поле от сада, Ветер преодолел без единого звука: он летел так быстро, что копыта его едва касались земли, так, как умел он один. Я гнала коня с одной мыслью - успеть, пока градус родительского гнева не достиг точки кипения.
Но, как выяснилось, уже можно было не спешить.
Поручив Ветра заботам Элиота, поджидавшего у крыльца, я медленно поднялась наверх, на террасу: там ждал отец, с облегчением отиравший лицо платком, матушка, сжавшая губы в тончайшую линию, и некто в чёрных одеждах.
- А, вот и блудная дочь, - ледяным тоном проговорила матушка, когда я всё-таки преодолела каменные ступени.
Я ответила ей взглядом, в котором не было ни капли раскаяния.
- Знакомьтесь, мистер Форбиден, - вздохнул отец. - Наша старшая дочь, мисс Ребекка Лочестер.
- Мисс Ребекка, - повторил незнакомец, стоявший между моими родителями, прежде чем оглядеть меня с головы до ног.
Я знала, что он видит. Растрёпанную каштановую гриву, тонкие руки без перчаток, большеротое личико с пылающими скулами и платье в веточках вереска. Посмешище, пародию на благородную леди.
Но это зрелище отчего-то заставило его улыбнуться.
- Гэбриэл Форбиден, - наконец представился мужчина. - Безмерно рад знакомству.
Я молчала, на миг забыв о необходимости ответа.
Его одежды казались отрезом ночного мрака, опередившего время и просочившегося в закат. Новый владелец Хепберн-парка казался моложе моего отца, на вид я дала бы ему от тридцати пяти до сорока. Умирающее солнце окрашивало багрянцем его светлые, почти белые волосы, прихваченные чёрной лентой в низкий хвост. Черты гладко выбритого лица мужественно-изящны, тонкие губы улыбаются какой-то порочной улыбкой, в руке, облитой чёрной перчаткой - конский хлыст... но об ответе меня в первую очередь заставили забыть глаза «корсара»: правый, серебристо-голубой, с узкой чёрной точкой в центре, и левый - карий с зеленоватым отливом, с широким кругом по-кошачьи расширенного зрачка.
Глаза притягивали взор. И не только своей природной поразительностью, но и взглядом: он был уверенным - без гордыни, изучающим - без пытливости, ироничным - без пренебрежения, умным - без кричащего желания выказать собственные знания. Обладатель такого взгляда явно знал себе цену, но предпочитал не проявлять свои таланты без особой на то надобности, крайне редко отпирая замки собственной души.
А ещё он был... опасным.
И несколько хищным.
- Очень рада, - всё-таки промолвила я, присев в реверансе.
- Должен сказать, ваши родители были столь обеспокоены вашим отсутствием, что даже не решились сесть за стол... хотя ваша сестра неоднократно и недвусмысленно намекала на то, что она голодна.
Голос его был спокойным, звучным и певучим. Он сказал не более того, что сказал, однако я откуда-то поняла: он, познакомившийся с обитателями Грейфилда всего пару часов назад, знает всё про матушкины приоритеты.
- Сожалею, что доставила вам столько неудобств, - обращаясь к нему одному, ответила я.
- Извинения - слишком зыбкая материя, чтобы принимать их в качестве платы за неудобства.
Эти слова заставили меня на миг оторопеть.
- Я... не люблю ходить в должниках, мистер Форбиден.
- Тогда в ваших интересах быть со мной повнимательнее. Возможность вернуть долг может представиться в любой момент, самый неожиданный для вас. - Новый знакомый согнулся в поклоне и, ловко перехватив мою руку, коснулся её сухими губами. - Что ж, не осмелюсь мешать воспитательному моменту, который, несомненно, сейчас последует. - Выпрямившись, он сощурил разноцветные глаза, устремив взгляд куда-то за моё плечо. - Но неужели помимо блудной дочери у вас есть блудный сын?
Я обернулась: рассекая закатные лучи, каурый жеребец нёс к Грейфилду всадника, - и эти тёмные кудри, плещущиеся по ветру, я узнала даже с такого расстояния.
Сегодня? Почему?..
- Том! - ахнула матушка.
Отец поспешно и капельку озадаченно поправил бакенбарды, и родители поспешили спуститься вниз. Я последовала за ними, одновременно недоумевая, отчего друг решил нанести визит раньше срока, радуясь этому визиту - и досадуя при воспоминаниях о том, чем он должен завершиться.
- Томас! - улыбнулся отец, стоило всаднику спешиться. - Очень, очень рад.
Тепло улыбаясь в ответ, Том пожал протянутую ему руку, и глаза его сияли бэльтайнской* зеленью.
(*прим.: кельтский праздник, отмечаемый в ночь на первое мая)
Мы не виделись меньше месяца, но за это время, казалось, он успел повзрослеть, и больше не выглядел в свои двадцать сущим мальчишкой. А ещё капельку осунулся, - впрочем, это его только красило.