Как от него близка гроза,
И чьи ревнивые глаза
За ним давно следят на бале.
Вот три часа. – В соседнем зале
По двум раздвинутым столам
Приборы ставят. – По углам
Сидят разрозненные пары.
Кому до танцев дела нет,
Идет в хозяйский кабинет
Курить хозяйские сигары.
Вот и мазурка. – Пышный бал
Подходит к ужину. – Устал
Камков; – уж он спешит убраться,
Уж он спиной к дверям стоит,
Но баронесса оставаться
Ему до ужина велит.
Играя веером, вздыхая
Всей грудью, – словно отдыхая,
Она задумчиво сидит.
Он должен низко наклоняться,
Чтоб слушать; – дама говорит:
– Вы не хотели увлекаться,
И не хотели танцевать,
Я – надо правду вам сказать, —
Вас изучаю…
– Много чести.
– Нет… уверяю вас без лести,
Что вы предобрый человек,
Но, знаете! – больной наш век
Вам повредил, – ваш ум озлоблен
И сердце спит, – не грех ли вам?
– Нет, баронесса, я к балам
Был с юных лет не приспособлен:
Когда я гимназистом был,
Я все змейки пускать любил;
Когда в студенты поступил,
Я самого себя пустил
Под облака, и в них терялся,
Летал – пока не оборвался.
Так прозевал я жизнь и свет.
Танцмейстеру же в тридцать лет
Платить за резвые уроки
И прыгать в образе сороки
Смешно тому, кто учит сам —
Судить людей не по ногам.
– А знаете, что я желаю
Быть вашей ученицей, – и
Боюсь…
– Я вас не понимаю.
– Недавно с вами о любви
Я спорила… вы слишком строги;
Вы забываете, что мы
Простые люди, а не боги.
Конечно, жить в стенах тюрьмы
Я не хочу, – но и на воле
Нельзя всегда на свет без боли
Глядеть. – Вы хоть немножко тьмы
Нам дайте, – для отдохновенья, —
Ну… хоть немножко, – для меня…
Камков любил определенья; —
(Педант – не правда ли, друзья?!)
– Что значит ваша тьма? Позвольте
Спросить? – к роскошному плечу
Склонясь, бормочет он.
– Увольте
От объяснений, – не хочу
Я объясняться, – отвечает
Она поспешно. – На щеках
У ней румянец, – на губах
Усмешка, – тихо пожимает
Она плечом, – опять глядит
Ему в лицо и говорит:
– Что значит тьма? Да разве с вами
Был вечно свет? Да разве сами
Вы… не блуждали никогда?
Ни разу не были счастливы?
– Я, никогда!
– Ужели?
– Да!..
– Так что ж вы так красноречивы!
Вы убиваете меня…
– Но, баронесса, если я
В моих невольных увлеченьях
Одно мученье почерпал,
Метался, путался в сомненьях,
Как будто выхода искал
Из лабиринта иль хаоса,
И если самая любовь
Глядела на меня так косо,
Что в жилах не кипела кровь,
А застывала, – неужели
За это надо вас просить
Меня, как варвара, казнить…
Прощайте! – накрывают ужин,
Как кавалер, – я вам не нужен,
К тому же… право – сплю давно —
И даже брежу…
– Уезжайте,
Бог с вами! Мне самой пора.
Итак, m-r Камков, прощайте…
И… до свиданья… до утра…
Глава 3
Ночь на исходе. Снежным комом,
Уединенна и бледна,
Висит над кровлями луна,
И дым встает над каждым домом,
Столпообразным облакам
Подобно; медленно и грозно
Он к потухающим звездам
Ползет.
Неужели так поздно?!
Лениво удаляясь прочь,
У башен спрашивает ночь.
Который час?
– Да уж девятый!
Звонит ей Спасская в ответ,
И ночь уходит. Ей вослед
Глядит, зардевшись, Кремль зубчатый
Сквозь призму неподвижной мглы.
Над серыми его зубцами
Кресты и вышки и орлы
Горят пурпурными огнями,
И утро с розовым лицом
Стучится в ставни кулаком:
«Вставай, лентяй! вставай, затворник!»
И просыпается Камков.
Уже к нему с вязанкой дров
Ввалился неуклюжий дворник.
Вот он на корточках сидит
Перед заслонкою; трещит
Под пальцами его береста,
И печка топится.
«Мороз-то
Какой Бог дал, – такой лихой,
Что инда жгет.
– А что, большой?
– Да так себе, изрядный; галка,
И та, вишь, мерзнет на лету.
Камков (ему как будто жалко,
Что птицу вольную, и ту
Не пощадил мороз проклятый),
Облокотясь одной рукой
На край своей подушки смятой,
Хандрит, и кажется ему,
Что он похож на инвалида,
Что он не может ни к кому
Пристать, как каторжник без вида,
Тайком покинувший тюрьму;
Что предаваться увлеченьям
Не смеет он, и на себя
Глядит герой мой с сокрушеньем,
И мыслит: черт возьми тебя,
Камков! ты никуда не годен.
Вот, погляди: мужик, сей раб,
И так здоров, а ты свободен,
И непростительно так слаб.
Да я б дрова колоть, да я б
Таскать тебя заставил воду,