Но вот, одевшись, побранила
Она себя за этот бред
И за вчерашнее посланье
К Камкову. – Кажется, признанья
В нем не было… Конечно, нет!
Лукавый ей шепнул в ответ.
Потом за чаем рассудила
Она, что глупо поступила;
А впрочем, вряд ли он поймет —
В чем дело… Нечего напрасно
Тревожиться, и он прекрасно
Поступит, если не придет.
Да и она его не ждет,
Совсем не ждет и им не бредит:
Напротив, очень может быть,
Что и сама она уедет
На целый вечер. Заложить
Велит двуместную карету
И ко всенощной к Филарету
Отправится. Пускай придет
И не застанет дома… Боже.
Как он рассердится!
– За что же
Вы сердитесь, философ мой!
Могла ль я думать, что решитесь
Вы на свидание со мной?
Нет, вы сперва в меня влюбитесь.
Потом уже… О, вы чудак
Такой, каких на свете мало!
Что за беда, что я не стала
Вас дожидаться? Если так
Вас это сердит, – чем хотите
Я искуплю мою вину…
Желайте, требуйте, ищите —
И я… я вас не обману.
Отбросьте недоразуменья!
Так в области воображенья
Она беседовала с ним:
Герой был счастлив, и – незрим.
Она была боготворима
И так же, как и он, незрима…
Пускай глядят – пусть смотрит сын…
Пусть смотрит муж…
И за обедом
С одним помещиком-соседом
Она кокетничала; вин
Ему заморских предлагала,
Сама в стаканы наливала
И тешилась… пусть ни один
Из них не видит, что там бродит
У ней в мозгу, что происходит
В душе… В смеющихся глазах
У ней темнее было вдвое,
Чем ночью в черных облаках
Иль в омуте на дне. Какое
Намеренье скрывалось в ней,
Когда она своих гостей
Так угощала за обедом —
Кто понял?.. Но с ее соседом,
Едва из-за стола он встал,
Случилось диво: он повесил
Свой красный нос и задремал…
Потом привстал, поклон отвесил.
Потом, чтоб больше не дремать,
В гостиницу поехал – спать.
С утра болтающие гости
Ее терзали. Тайной злости
Полна, она лишь об одном
И думала и говорила
При всех, открыто, за столом,
Что хочет выехать; потом,
Когда она сам-друг осталась
С бароном, вдруг ей показалось.
Что в спину колет, что она
И простудилась, и больна…
Что ей так хочется к графине
Заехать… и… увы! должна
Скучать…
«Ах! – вспомнила она
При муже – буду по-латыне
Учиться… кажется, звала
Сегодня я Камкова. Зла
Я на него. Да, никакова
В нем такта нет: по четвергам
Зову, зову… дает мне слово —
И надувает! Вечно к нам
Придет не вовремя. Намедни
Пришел поутру; я к обедни
Сбиралась – вечно невпопад!
Такой чудак!»
– Ну что ж? я рад! —
Тряхнувши гладенькой головкой,
Сказал барон, – он малый ловкий
И, нечего сказать, учен,
Учен, собака!
Вот, рассталась
Она с супругом и пошла
В свой будуар. Уже смеркалось:
Заря по окнам пронесла
Огни свои и за гардиной
Куда-то спряталась. В гостиной
Часы пробили девять. Свет
Прощальный в сумерках печальных
Еще кой-где мелькал в зеркальных
Померкших стеклах. В кабинет
К барону лампу осторожно
Пронес лакей, но будуар
Был темен… Щек румяных жар
Не озарял его… тревожно
Она оглядывалась: слух
Ее был напряжен. – Возможно ль,
Чтоб время медленное вдруг
Подкралось к ночи! Не безбожно ль
Оно обманывает нас?
Неужели условный час
Так близок?.. Сдержанно и бурно
Дышала грудь ее… звонок —
И он войдет…
Чу! молоток
Позолоченного Сатурна,
У Гименея не спросясь,
Протяжно, с расстановкой, раз
Ударил… два… и сосчитала
Она удары: десять!.. Встала
И, бледная, пошла к дверям
Передней.
«Ты сегодня в клуб?»
– Ну, да, мой друг, конечно, там, —
Сказал барон.
Барон был в шубе
И ждал кареты; кучерам
Был послан нагоняй. Терпенье
В нем лопнуло. – «Какой подлец
Закладывает!» – в заключенье
Ворчал он под нос. Наконец,
К крыльцу карета подкатилась
И в клуб барона увезла.
Жена в переднюю вошла
И на швейцара покосилась;
Но не к швейцару обратилась,
А к камердинеру:
«Позвать
Мне сына».
– Он никак изволил
В концерт уехать…
«Кто позволил?
Барон? Как мальчика пускать
В такие лета одного! Спросите,
Кто из людей поехал с ним!
Какая мука!.. Доложите,
Коли придет Камков. Другим
Отказывайте: говорите,
Что я больна и спать легла».
Сказала, бровью повела —
И вышла.
Боги! нет страданья
Несноснее, как ожиданье
Влюбленных. Тот, кто испытал
Его, – тот медленно глотал
Сок приторный из чаши самой