— Там цена особая! — ухмыльнулся Иван Васильевич. — Впрочем, сейчас пока берите.
Мы тщательно упаковали тарелки, уложили в захваченный Юрой чемоданчик и расплатились.
Когда мы уходили, за дверью Армстронг пел «Блюз жестяной крыши».
Со Светланой мы увиделись на следующий день. И решили ехать. Дождь прекратился. Дороги за ночь немного подсохли. С грехом пополам, вернее со скрипом, по временам грозя развалиться, старый львовский автобус доставил-таки нас через долгие четыре часа в Светлозерск.
Светлана пообещала устроить нас на постоялый двор, то бишь в бывший «Дом колхозника», ныне именуемый гостиницей «Мир».
Мы с Юрой оплатили по двойному тарифу четыре койки и четыре тумбочки, стоявшие в номере, с условием, что никаких подселенцев не будет. Хозяйка постоялого двора не только сдержала слово, но каждое утро самолично приносила нам в номер четыре стакана довольно ароматного чая. А прожить нам здесь пришлось три дня!
На следующее утро явилась Светлана, которая жила у директорши музея, сказала, что Ольга Леонидовна приглашает нас в музей.
Мы еще раз выслушали историю коллекции, только с одним добавлением. Оказывается, когда Светлана делала опись, все экспонаты вынимались из витрин и фотографировались.
— Так что у меня есть цветное подтверждение моих слов, — победно сказала Ольга Леонидовна и вынула из шкафа пакет. Мы увидели пачку перетянутых резиной цветных фотографий, причем на каждой в уголке стоял номер экспоната.
— Здорово! — сказал я. — Кто же делал эти снимки?
— Местный фотограф, — сказала Светлана. — Он профессионал.
— А все-таки… — я помедлил, — может, все-таки попросить экспертов проверить парочку экспонатов еще раз. Ведь вы сами говорите, что сигнализация у вас аховая, да и пожар…
— Я уверена, что здесь все подлинное, — вспыхнула Ольга Леонидовна. — К тому же, — тихо добавила она, — экспертиза денег стоит.
— Это ерунда! Наша организация на то и существует, чтобы такие вещи делались в помощь музеям бесплатно, — горячо заверил я.
— Ну что ж… пошлем, пожалуй…
— Знаете что, — вдохновился я, — давайте наугад. Я просто ткну пальцем, и все.
— Давайте, — без энтузиазма согласилась директорша. Мы пошли в зал, и я «ткнул наугад» в тарелки, хорошо мне знакомые по внешнему виду.
Светлана все это время молча стояла у витрины. Катушева отключила сигнализацию, вынула указанные мной экспонаты.
— Ну что ж, пошли. Я их упакую и сама отвезу в Москву.
— А может, я отвезу? — предложила Света.
— Да нет, Света, в данном случае лучше уж я сама, — вздохнула Ольга Леонидовна.
Выйдя из музея, мы с Юрой набрали всякой снеди и напросились к Ольге Леонидовне на обед, который, несмотря на некоторое общее пониженное настроение, прошел в довольно дружеской обстановке.
Глава пятнадцатая
Я понимал, что мне как коммерческому посланцу Михальченко в Светлозерске делать нечего и каждый день, проведенный здесь, может вызвать у нашего директора множество недоуменных вопросов, но оправдывал себя тем, что, пытаясь установить истину в музее, помогаю Михальченко не попасть впросак.
Много, очень много вопросов возникало у меня.
Смущал пожар. Я слабо верил в версию шалости мальчишек.
Интересовала меня Светлана и ее отношения с Кузьминым.
Крайне интересовал упырь. Кто это или что это? Если призрак видели двое, это для угрозыска уже не призрак. И еще многое оставалось непроясненным.
Возможно, придется говорить с Акимычем и просить прислать парочку следователей. Хотя выпускать дело из своих рук очень не хотелось.
Однако надо было уезжать.
Я повидался с Ольгой Леонидовной и твердо пообещал ей, что экспертиза в Москве будет безусловно бесплатной, к ней при этом не будет никаких недоуменных вопросов, и имя ее останется незапятнанным.
Со Светланой, к сожалению, мы попрощались довольно холодно, хотя я и напросился к ней в гости в Москве.
Уже выходя из музея, я, как бы вспомнив о чем-то незначительном, сказал:
— Кстати, Ольга Леонидовна, мне очень хотелось бы иметь на память что-нибудь о вашем музее. Нет ли у вас второго экземпляра фотографий коллекции?
— Нет, к сожалению, нет. Но, может быть, у фотографа пленка осталась. — И она дала мне адрес.
Фотограф — Владлен Иосифович Третьяков — ни больше ни меньше — разбитной малый с изящной полоской усов, судя по всему, слыл местным «богемом».
Да, он, конечно, помнит те фотографии и может нам сделать копии, даже на бумаге импортной, которая сейчас появилась в продаже в Вологде, но… не сразу.
— Сто сорок предметов, сами понимаете! А я халтурить не люблю, — не без пафоса добавил «богем».
— Мы собирались сегодня уехать, но если сделаете к завтрашнему дню, подождем.
— К завтрашнему? — ужаснулся Владлен Иосифович. — Но в таком случае мне же ночь не спать!
— Ничего, — успокоил я его, — у вас вся жизнь впереди. Выспитесь. Зато заработаете прилично. За такой сувенир мы с Юрой заплатим как за художественные работы по три тарифа.
Помолчав, видно прикидывая сумму, которая ему отколется, представитель богемы вздохнул:
— Ладно уж, ради гостей из града Петра — сделаю.
Времени еще оставалось полдня, но директоршу и Светлану я решил пока больше не тревожить. Мы просто пошли в местную баню, прихватив пару бутылок водки и кое-какой закуски.
Там же у банщика приобрели пару отличных веников, попарились, вышли и, накинув простыни, разложили снедь, открыли бутылки, приняли по чуть-чуть и стали ждать… Впрочем, ждали недолго. В раздевалке шла бурная жизнь. Кроме рядовых «помывщиков», здесь сидело несколько компаний, объединившихся в традиционные «тройки». Почти сразу же к нам обратился мужичок из ближайшей «троицы»:
— Из Питера, мужики?
Уже вроде и уезжать надо, — ответил я, — да как, не попарившись, уехать. Надоело по командировкам в грязном теле разъезжать.
Слово за слово, скоро мы объединились, перешли за небольшую мзду в служебку банщика, и пошел пир горой.
Потом мы очень быстро от условий местной жизни перешли к интересующему меня предмету — музею и пожару в нем.
Мужики в один голос заявили, что пожар хорошо помнят, сами помогали вещи выносить и тушить, тут же похвалили Леонидовну за душевность и самоотверженность.
— Она душу мужика понимает, — сказал один из наших собутыльников, назвавшийся Федором. — Каждый раз, если на опохмелку не хватает, хоть немного, а дает, хотя сама-то гроши получает.
— А пацанов-то этих, что подожгли, наказали хоть ремнем-то?
— А кто тебе сказал, что пацаны подожгли? — сказал Федор, но его тут же перебил второй из наших новых друзей.
— Брось болтать-то. Сказано, пацаны — значит, пацаны. Да и сами сознались. Лазали, мол, на чердак, думали, клад купца Бахметьева найдут, спички жгли, вот сенная труха и загорелась.
Я вроде как удовлетворился ответом, но перешел на новую тему.
— А что, клад действительно существует?
— Да треплется народ уж сколько лет, будто Бахметьев в двадцать третьем году схоронил где-то свое богатство и сбежал. Да только никто до сих пор ничего не нашел.
Прикончив бутылки, мы снарядили гонца еще за парочкой, и я снова как бы невзначай вернулся к пожару.
— Москвичка эта, Света, уж больно приятная девчушка. Вот кто небось старался на пожаре?
— Да все старались, — сказал Федор. — У нас народ такой: как до серьезного дела дойдет — все грудью встают. — Язык у него заметно заплетался. — Только этот алкаш Михеич один суетился с похмелья, мы его шуганули, евонная баба и увела бедолагу.
— Михеич, сторож, что ли? — спросил Юра. У собутыльников наших явно малость ослаб контроль над сдерживающими центрами.
— Ой, гад! Я на него две бадьи из колодца вылил, — сказал третий собеседник, Володя.
Все рассмеялись. Тема пожара вроде была исчерпана, мужики заговорили все сразу и каждый о своем. Пьянка помаленьку затухала.