— Але?
— Непринцев?
— Чей там бодрый голосочек. Или, говоря проще, кто это там гавкает?
— С тобой, свинья, не гавкает, а говорит полковник Лалетин. Слыхал, может? — Начальник одного из отделов Главка был не в духе. Очевидно, для этого имелись веские основания.
— Слушаю, слушаю.
— Слушай, Паша, внимательно. Здесь мокруха утром случилась. В твоем районе. В смысле, рядом с тобой совсем. На Авиационной.
— Далее.
— Школу знаешь на углу Гагарина?
— Что, в самой школе?
— Почти… Рядом. В общем, увидишь. Подкатывай туда. Мы ждем. На месте сориентируешься.
— Щас! Размечтались, товарищ полковник. У меня отгул. И отдел ваш надо мной не властен. Начальство вам обязательно шею намылит за такую вашу работу. Обязательно намылит. Так что нет у вас методов против Котьки Сапр… Тьфу, против Паши Непринцева.
— Брось выдрючиваться. Ты переведен к нам. Временно, конечно. Одолжен. Как знаток человеческой психологии. Комментарии излишни. Через десять минут будь на месте.
— Сучара ты бацильная, Лалетин. Жди.
Непринцев бросил трубку и мрачно глянул на кота.
— Накушался, Мотрий? Что расселся с минтаем в зубах? Знаю, что вкусно. А «китикэта» не получишь. Теперь сиди один. Пойду имидж разрабатывать. Гнида Лалетин. Ствол я, естественно, на Литейном оставил. Вот ведь как… «Что сын их больше-е не вернется-а и не приедет погостить». Видишь ли, Мотя… В описании Петербурга Федором Михайловичем Достоевским преобладает желтый цвет. Или, коли желаешь проще, Петербург — город психов.
Школа на Авиационной была построена в начале шестидесятых годов. Мрачное серое здание утопало в тени выстроившихся возле дороги деревьев, преимущественно тополей. Попадались здесь и липы, и даже лиственницы, но скорее как исключение. Со всех сторон дом окружали отвратительные блочные постройки ярко-желтого цвета, и осенью, в сочетании с опавшими листьями, усеявшими тротуар, это давало на редкость пугающий эффект. Зимой впечатление отчужденности двора от всего мира уходило, чтобы вернуться через год, и школа вновь становилась просто мерзким строением, к которому, однако, лучше все же не подходить слишком близко. Строго напротив, через дорогу, расположился морг местной больницы. Учеников такое положение вещей вполне устраивало, но Писатель, хозяин собаки Дани — любимицы Людмилы Карповны, на полном серьезе уверял, что школа заселена исключительно призраками, а дети в ней давно уже не учатся. Непринцев склонен был с ним согласиться.
Случившееся сегодня оправдало самые гадкие Пашины ожидания.
Подобной иллюминации Авиационная не наблюдала со дня своего поименования. Красные, оранжевые, синие, зеленые цвета десяти служебных автомобилей метались взад-вперед, иногда ревели сирены, отпугивая любопытных, в окнах отсвечивали разноцветные блики, маячили заспанные физиономии, кричало несколько голосов одновременно — в общем, бардак стоял жуткий, верный признак наличия руководящего состава ГУВД в количестве трех персон. Лалетин на общем фоне смотрелся бледно.
Оцепление ребята из ОМОНа поставили крутое, и Непринцеву пришлось звать на помощь. Омоновцы расступились, и начавшийся конфликт быстро уладили.
Лалетин бурно радоваться постеснялся, пожал руку и потащил вновь прибывшего к одному из жилых домов.
— Шевелись, а то медики бесятся.
— Пардон?
— Труп мы не трогали. Можешь полюбоваться. Карло видел? Значит, пойдут требовать скорейшего раскрытия, ну и в том же духе. Сам понимаешь, не маленький.
— Я зачем вам нужен?
— Ну, ты ведь психолог по специальности. И довольно талантливый.
— По специальности я — шахматист. А талантливый… Сильно сказано.
— Это уж вопрос второй. Тебя вспомнил Федин. Приказано подключить к работе.
— Увидим.
В пахнущем мочой подъезде с облезлыми стенами Иван Федорович остановился и указал пальцем:
— Вон, смотри.
Паша взглянул и злобно оскалился.
— Благодарствую. Век не забуду. Припомнится доброта и ласка ваша.
— Шестнадцать лет девчонке. На третьем этаже здесь жила. В семь пятьдесят пошла на уроки. И сразу крики. Эти суки все по квартирам попрятались, никто и носу не высунул. А когда ее стали… В общем, соседушка решил — к нему в дверь ломятся, испугался и давай звонить в отделение. Они сразу сюда, а тут… Найду, глотку перегрызу. Ублюдок.
Девочка была прибита гвоздями к двери. Лицо искажено. Пустота ушла из ее глаз. На горле чернела громадная рваная рана. Желтоватые длинные волосы, испачканные кровью спадали на грудь. Ноги были согнуты в коленях, и создавалось впечатление, что девочка парит в воздухе. Рядом, в шаге от пола, одиноко примостилась толстая темно-зеленая сумка. При жизни девочка была красива, насколько можно судить в такой обстановке. Даже сейчас в остекленевших глазах читалось что-то неуловимое, вызывавшее глубокую скорбь и жалость даже у Непринцева, не отличающегося особой чувствительностью.
Эксперты уже закончили свою часть программы, теперь дело было за санитарами. На дворе робко топтались два здоровенных амбала. Полковник махнул рукой и брезгливо отвернулся.
— Звать-то ее как?
— Доронина Анна. Десятый класс местной школы.
— Родители?
— Мать в больнице, отец в истерике. Его в квартире держат. Бред какой-то.
— Пойдем проветримся. Занятия отменили?
— Отменили, конечно.
— Жаль. Очень жаль. Что еще скажешь хорошего, Мазепа?
— А что ты хочешь услышать?
— Стоит ли тебя учить?
— Никто его не видел. Ни в доме, ни на улице. Вообще ничего. Глухо, как в танке. Молоточек забрал с собой. Насиловать не стал, тоже существенно.
— Молоточек, допустим, может где-нибудь в канализации валяться.
— Это факт или предположение?
— Предположение, дорогой, предположение. Кстати, почему «его»? Может, вовсе не «его», а «ее».
— Думаешь?
— Я редко думаю. Просто пришло в голову, и все. О девчонке известно что-нибудь? В смысле знакомства, характер, привычки…
Лалетин безнадежно покачал головой:
— Да и зачем. Видно же, маньяк. Выбрал первую попавшуюся. Ну, возможно, понаблюдал чуток.
— Не скажи. «Пять старушек — рупь». Все может быть. Подведем итоги. Где ошибусь, поправишь. Анна Доронина, шестнадцать лет, десятый класс. Потом знакомых разыщешь, узнаешь, какой характер: открытый, скрытный, общительный. Взаимоотношения с родителями — тоже важно. Далее… Вышла из дому в семь часов пятьдесят минут… Ты извини, просто вслух легче мыслится. Кстати, школа совсем рядом, а уроки начинаются в восемь тридцать. Запишем в загадки…
Об убийце сведений от добропорядочных граждан не поступало. Способ убийства странный — можно зацепиться. Орудие убийства искать. Реакция жильцов отсутствует. Забавно. Действовала эта скотина в перчатках. Специалисты нужны.
— Характер вычислять?
— Разумеется. Да, почти забыл, вероятность знакомства преступника с жертвой — процентов девяносто.
— Почему так думаешь?
— Интуиция. Чувствую. Я всегда чувствую. Иначе зачем она так рано в школу поперлась.
— Действительно, маловато будет.
— Тут уж… — Непринцев закашлялся, и приятели остановились. — Да брось сигарету, задолбал. Один Теняков чего стоит. «В темно-синем лесу…» Да, сосед затраханный чего говорит?