— А сколько таких всего?
— Каких?
— С первого года.
— Праздное любопытство? Или нечто большее, скрытое от взора судьбы и ее верных слуг?
— Любопытно.
— Три женщины (теперь уже две), трое мужчин. Марина, Матвей, Андрей…
— У вас прям двенадцать апостолов.
— Угу. Володечка, Витя и Любаша. Вот ее следующей и убьют.
— С чего ты взял?
— Так. Классическое слово, правда? Да, Любаша будет следующей. Минутное озарение. И не стоит этому мешать. Так будет лучше. Для всех.
— И для нее?
— И для нее. Она не представляет ценности даже для самой себя. «Человечьи очистки — низшая категория».
— А заповеди типа: «Жизнь священна, никто не имеет права…»
— Бред сивой кобылы. Имеют. И пользуются.
— Костик, а ты знаешь, я тебе не верю. Ни капельки. Ты или знаешь об убийстве все, или все врешь.
— Честное слово, ни сном ни духом.
— Тогда врешь.
— Глупое слово. Можно фантазировать. Подгонять убийцу под себя. Ха! Ничего фразочка.
— Ты бы убил Любу?
— Да.
— Личные счеты?
— За десять лет много накопится.
— Я учту.
— Ха! А если бы я принялся вас убеждать, что я говорю правду, вы бы скорее поверили?
— Да.
— Тогда молчу.
— Хорошо. Тогда «а вот такой вопросик». Исходя из своей теории, шансы на то, что убийца — кто-то из вашего класса, как ты оцениваешь?
— Очень низко. Хотя интеллекта в них нет. Впрочем, как и во многих других. Да и как иначе. Вы послушайте, что за чушь они заглатывают отовсюду. Три примера. «Информ-ТѴ» : «Президент отмотал новый срок». Клянусь, своими ушами слышал. «Новости»: «В связи с госпитализацией президент продолжает работу». И вообще полный модерн: «Спокойной ночи, малыши». Хрюша: «А Александр Сергеевич Пушкин и про меня писал». Каркуша: «Это где же это?» Хрюша: «Хрюша там живет ручная, да затейница какая…»
Глава 7
Раскольников замочил старушку, не считаясь с ее личным мнением.
Мне скучно. Ко всему привыкаешь.
Изредка с верхних этажей сюда, в коридор, заглядывают руоповцы. Смешные ребята. Когда они подходят слишком близко, я запираю двери на ключ. Но они не раз здорово помогали нам. Редко-редко мелькнет Непринцев и исчезает в серой пелене утреннего тумана, окутанный непроницаемой завесой таинственности. Задолбало. Ищет маньяка. Все маньяки уже давно сидят в Смольном.
Теняков готовит отчет об очередном грандиозном раскрытии. Весь соседний отдел укатил на оперативно-розыскное мероприятие — бить морду тем, кто попадется под горячую руку. А мне остается сон. Здоровый или больной утренний сон. А преступников пущай ловит Теняков. «Спи, малыш, пока зима, век не быть зиме…»
Теняков вытряс из пачки последнюю сигарету:
— Во, блин, опять пусто. Забавно, куда потом сигаретные пачки девают? Небось на свалку. А свалка растет, растет, растет… И покрывается мусором весь земной шар. Прикинь: весь мир — одна большая свалка.
— А ходят по ней мусора.
— Попрошу не переходить на личности.
— О’кей, мусорщики.
— Совсем другое дело. На Балтийском разборку учинили. Одна женщина ранена. Три трупа.
— Днем?
— Отстал от жизни. — Сергей говорил своим обычным, полным безразличия тоном. — Сейчас, и утром, и вечером…
— Кто сообщил?
— Менахем.
Стукач Менахем — личность запоминающаяся. Когда-то сидел по сто третьей и двести восемнадцатой, освободился, ведет честный образ жизни. Однажды выступал в роли Шарапова, хотя в принципе использовать порядочного «барана» для внедрения в банду — свинство. Но тогда он еще не был Менахемом и работал на соседей. Нам достался по наследству. Кликуху получил от меня лично, в честь известного универсама. «Менахем» по-латыни или по-гречески — «источник».
— И чем заинтересовался доблестный Менахем?
— Информации мало, но двое из погибших — соратники Саши Парамонова. Уважаемые люди!
Я поднялся:
— Кто разбирается?
— Местные опера.
— Через них с боем прорываться придется. Где раненая?
— В больнице тамошней.
— Едем.
Больница была забита битком. Всюду сновали врачи, медсестры, грязные, оборванные существа с озабоченными физиономиями и многие другие, слабо поддающиеся описанию. Дежурный врач сидела за столом, как фараон Тутанхамон в гробнице. Нас она окинула мельком и уткнулась в книгу, повествующую о сложной судьбе Мануэлы. Теняков сунул под нос читательнице удостоверение.
— Ну? — отреагировала та.
— Женщина с пулевым ранением. Недавно доставлена.
— У нее сквозное ранение бедра. Денек полежит, потом выпишем. Койки другим нужны. Тридцать девятая палата.
— Одна? — удивился Сергей.
— С кем же ей быть? — в свою очередь удивилась фараонка.
— Из милиции кто…
— Ваши коллеги ее доставили. Дальше — наше дело.
— Имя?
— Минутку. Павлова Анастасия Витальевна.
— Мерси, — вставил я. — Анастасия Витальевна в состоянии…
— Естественно. Иначе я бы вас не пустила.
Сергей плавно нажал на дверную ручку и приоткрыл дверь в палату. Удовлетворенно кивнув, шагнул внутрь. Я последовал за ним. На кровати, окруженная странного вида неработающими аппаратами, лежала женщина. Кроме измученного лица и пепельных волос, свидетельствующих о немолодом возрасте, в столь туманном освещении ничто не бросалось в глаза. Обыкновенная женщина, каких много в Санкт-Петербурге. Нам она улыбнулась и постаралась приподняться, опираясь на локоть.
— Лежите уж, — буркнул сослуживец.
— Добрый день, — поздоровался я.
— Здравствуйте. Вы из милиции, правда?
Сергей чуть приподнял бровь.
— Неужели я так похож?
— Не вы. А…
— Никита.
— Простите, а по отчеству? А то немного неловко называть человека, которого впервые увидела, по имени.
— Да называйте по имени. Обещаю терпеть.
— Никита, вы напоминаете актера из старых фильмов о милиции.
— Спасибо.
— Глупости. Стоит ли благодарить за правду. Вы такой же… располагающий, что ли…
Клянусь, я почувствовал, как краснею. Не умею еще наладить нужный тон в общении со свидетелями. До Жеглова мне далеко.
— Вы как предпочитаете, чтоб вас именовали?
— Анастасия Витальевна. Старая уже.
— Терпимо.
— Да что вы!..
— Анастасия Витальевна, вас уже расспрашивали о том, что произошло? — Теняков собирался сделать беседу скоротечной.
— Нет пока.
— Ладушки. Блестяще. Тогда мы вас внимательным образом слушаем.
— Молодой человек, спешка редко приводит к положительному результату. Советую запомнить.
— Постараюсь.
— Очень надеюсь. Слушайте. — Анастасия Витальевна успокоилась и вновь превратилась в обычную пожилую женщину. — Подробностей не помню, уж простите. Знаю, обычно подробности нужны. Но как-то быстро все… Я по набережной шла, из магазина возвращалась. Навстречу женщина с сумкой. Набережная скользкая, ветер. А, значит, у тротуара машина стояла. Иностранная. Единственная на этой стороне. Цвета красного. Внутри двое молодых людей сидели, такого мрачного вида. Стриженные. И, когда я прямо напротив собора Вознесения Христова была, мимо автомобиль мчался, российский, «Жигули», тоже красные, так вот они остановились, и оттуда высунулось дуло оружия какого-то и человек. Человек крикнул, а потом стрелять стал. И по молодым, что в машине сидели, и по нам заодно. А все упали — он и уехал. Тут я сознание потеряла, — просто закончила женщина.
— Сейчас как? — неуклюже спросил я.
— Полегчало. Почти совсем не болит.
— А внешность парня этого вы не запомнили?