Вскоре Сергей и Василий, потеряв изрядную сумму, понимают, что их дурят, и бросают игру. Зураб так ничего и не понимает и продолжает ставить куда попало, а Анатолий, Геннадий и Леонид смекают, что выигрывают только ставки Бориса, и ставят туда же, куда и он, но гораздо больше. Когда Борис вновь угадывает, то деньги несчастного Зураба уже делят на четверых, причем Анатолий, Леонид и Геннадий получают больше, так как больше ставили.
Несколько раз ситуация повторяется, и в конце концов Борис, которому такое положение вещей, конечно, не нравится, соображает, что единственный способ победить конкурентов — это перекрыть их фишки, и, обменяв на них всю имеющуюся наличность, как свою, так и полученную только что, делает гигантскую ставку. Но и оставшаяся троица, желая увеличить капитал, повторяет его маневр, и вот уже рядом стоит, сложенное столбиком, поистине фантастическое количество фишек.
Финал, я думаю, предсказать легко.
Угадывает Зураб. Потом, обменяв фишки на наличность, гордо задрав голову, покидает казино.
Тут Борис, единственный, более или менее врубающийся в ситуацию, в гневе ищет Евгения, но того и след простыл. Самое смешное, однако, только начинается. Крупье мутным взором обводит местность и со словами: «Руке как-то неудобно», плавно тянет запонку на своем костюме. Запонка поддается, а вслед за ней показывается медная проволока. Присутствующие дружно ахают, а потерявший все, что имел, Борис бросается к крупье и вцепляется тому в глотку с истошным воплем: «Ах, жулье! Говори, кто твои сообщники!» Бориса, кстати, моментально оттаскивают Анатолий, Геннадий и Леонид, также потерявшие все, и доходчиво объясняют, что крупье, конечно, мошенник, но сообщник его именно Борис, чему есть множество свидетелей. Стало быть, пусть лучше Борис выдаст своих корешей.
Забавно, что они искренне верят в причастность Бориса, которого столь умело подставили, и который ничего об аферистах не знает. Потрясающе, кстати, что не знает жуликов и крупье, вообще не могущий вспомнить, чем он, собственно, последний час занимался.
Вот и вся история.
— Гипноз?
— Очевидно. И притом чрезвычайно сильный. Тут нужен профессионал, мастер. Обычным цыганам это не под силу.
— То-то игроки не оговаривали максимальные ставки.
— Нет-нет. Они не оговаривали максимальные ставки, так как каждый хотел выиграть все.
— И вы хотите сказать, что все крупье поддавались гипнозу?
— Представления не имею. Вряд ли. Но этот трюк удался раз семь. Пока их не задержали.
— А-а. — Я оживился, впервые за долгий срок. — Так их задержали? И осудили?
— Нет. Люди типа Бориса все отвергали, иначе их можно привлечь как соучастников. Они ведь сами желали сорвать банк. Жертвы вроде Анатолия и Леонида вообще представления не имели, о чем речь, они обычные игроки. Факт гипноза доказать нельзя. И потом: каждый мечтал разобраться с аферистами лично, без помощи суда, а для этого виновники должны быть на свободе.
— И разобрались?
— Оба сумели скрыться.
— Лучшее — враг хорошего.
— Правильно. Вообще-то, по слухам, жуликов трое, но судили двоих. О третьем даже не заикались.
— Ну-ка… Евгений — провокатор, Зураб — победитель. А кто третий?
— Игрок. Один из тех, кому приходит мысль ставить на номер Бориса. Но поскольку игроки друг с другом редко знакомы, третьего не вычислили.
— А уверены, что он был?
— Нет. Только слухи. Но слухам верить нельзя.
— Пример?
— Сколько угодно. Слухи гласили, будто я причастен к этой афере, и не только я. Попеременно назывались все владельцы крупных игорных домов.
— А это ложь? — Я искренне удивился.
— Хм…
— Извините. Тогда, если вы непричастны, назовите фамилии тех, кого судили.
— Я не сделаю этого.
— Почему?
— Скажем так: причины личного свойства.
— Я ведь все равно узнаю, причем легко.
— Отлично.
— А вы не хотите мне помочь?
— Не хочу. Вы и так получили слишком много, правда, ненужной мне информации. Да и зачем вам фамилии? При теперешнем стремительном техническом прогрессе они не играют абсолютно никакой роли. Их уже десять раз изменили, вместе с внешностью и паспортом.
Кому-то явно не по душе мои творческие изыскания. Или поиски? Десять минут назад мне позвонили. Хриплый мужской голос. Голос дебила, пардон, личности, не обремененной интеллектом.
— Чернышев?
— Ну.
— Зря ты влез в это, приятель. Ой, зря. Дай-ка задний ход. Пока есть чем. А то…
— Ты, кретин. Угрожай скорее, я спать иду.
— Ну поспать-то ты успеешь. Вдоволь. Долго спать будешь. И советуем: береги себя. Сиди дома, не посещай разных богатых дядей. Бо-бо сделаем. Понял, сосунок?
Ну что ж, все обстоятельно и понятно. Дешево и сердито. Без вопросов. Вот только интересно, почему это я — сосунок?
Глава 7
Ничто так не сокращает жизнь, как близость с чужой женой.
— Ладно, хва ломаться, пойдем. Небось опыт солидный. А ребеночка мы здесь оставим. Пущай развлекается. Э-э, куда! Ты, б… я тебя не отпускал… Мужик, тебе чего? Этот столик занят уже.
— Ты считать умеешь?
— Че? Ну, умею.
— Глянь сюда.
— О, волына! Откудова, браток?
— Так вот, даю десять секунд, чтобы ты отсюда исчез. Испарился. А то вес этой железки станет на восемнадцать граммов меньше.
— Это че, твоя телка? Так сразу надо…
— Шесть секунд.
— Э-э, все. Все. Ухожу уже…
— Четыре.
— Только не шмальни, псих! Видишь, исчезаю!
Я в кафе. Не в ресторане, не в баре, в обыкновенном кафе. Приличном кафе. Гражданский проспект, рекомендую.
Вообще-то я ствол с собой никогда не беру. А сейчас — как чувствовал. Зато здесь тепло.
— Спасибо.
— Бросьте. Вас зовут Юля, верно?
— Вы из милиции?
— Угу.
— Из какой-нибудь полиции нравов? Половые связи между людьми, не состоящими в браке?
— Вы бредите.
— Возможно. — Она серьезно кивнула. — Все перемешалось…
— Я из отдела ГУВД по расследованию убийств.
— Убийств? Я кого-то убила? Димка, прекрати. Иди лучше, подожди меня… Беги домой. Вот ключи.
— Пока, мам.
— Сколько ему лет?
— Скоро шесть.
— А сколько вы знакомы с Черновым?
— Простите, с кем?
— С Дмитрием.
— A-а… Вот вы о чем. С ним я год знакома, если вас это так интересует. И фамилии его не спрашивала. Для того чтобы спать с кем-то, не нужно знать фамилию.
Утром меня растолкала соседка Тамара. Растолкала в метафорическом смысле, поскольку спим мы в разных комнатах. Тамара просто вдребезги разбила дверь и крикнула:
— Никита Валентинович, какая-то девушка звонит. По работе, должно быть.
Трубку я взял.
— Привет, Никитушка.
— Хеллоу, май бэби, как у вас говорится.
— Здорово, ты бодр и весел.
— Еще бы, в семь утра в выходной в трусах и босиком стоять на советском линолеуме. Или паркете.
— Ну извини, май лав. Моя подруга Шилли, случалось, говаривала: «Кто рано встает…»
— Тому Бог дает. А твоя подруга не говаривала, откуда она сперла сию мудрость?
— Собственно, я по поручению того кретина, мужа, короче. Маковкин, жлобина, ждет тебя сегодня через три часа в скверике возле Казанского собора.
— Он что, сдурел?! Мороз и солнце, день чудесный! Пускай в морге ждет, там еще холоднее! Козел!
— Ого! Обязательно, следующая встреча в морге, а эта — в скверике у Казанского собора. Гуд бай, и надеюсь, когда ты опять окажешься в одних трусах, я буду поблизости.
— Стой, стой. Откуда у тебя мой номер телефона?
— Ну, даешь. Элементарно, Ватсон, спасибо, в частности, купюрам со многими ноликами.
Маковкин практически не изменился. Лишь малость поседел. Габариты и мужественное выражение лица он сохранил.