Повсюду рекламные щиты и растяжки странного содержания. С надписями типа: "Для вас, настоящие женщины. Уменьшение грудей хирургическим методом. А также: сужение таза, искусственное оволосение надгубной части лица-усы. Женщина должна быть мужественной. "Последнее утверждение красовалось чаще других.
— Что-то я не припомню в управлении порта мужественных женщин, — проворчал Флоров. — А даже наоборот. Там, по-моему, любят чтобы по старинке: с грудью и желательно побольше.
— Я могу вас привлечь к ответственности, — заявила водитель.
— За что?
— За клевету в отношении резидентов порта.
— Вообще-то, я говорил с одобрением, — проворчал Флоров, но в дальнейшем от комментариев решил отказаться, вдруг в этом мире принято не только груди усекать.
Такси въехало на внутриквартальный бульвар и остановилось.
— Ваша квартира номер такой-то, — сказала водитель и укатила.
Сведения оказались нелишними. Неизвестно, куда эта чертова баба с усами его привезла, но то, что он тут никогда не жил, это факт.
Флоров поднялся на четвертый этаж. Нужная квартира имела две двери: железную и деревянную, но обе были незапертые. Флоров позвал хозяев, и когда никто не откликнулся, пожал плечами и вошел.
Как оказалось, он жил в трехкомнатной квартире. Его неприятно поразило, что хоть он и имел теперь квартиру посвободнее, но мебель осталась все та же: старая и неказистая. Флоров опять подумал о неумолимости судьбы: нищий — он везде нищий, во всех мирах.
Однако хоть вещи остались и старыми, но порядок их расположения изменился.
Вернее, порядок не изменился, ибо нельзя изменить того, чего никогда не было. В доме у Флорова вечно царил кавардак, теперь же во всем, даже в заправке постелей чувствовалась чья-то аккуратная рука.
Телефон зазвонил так резко, что Флоров подскочил на месте. Трубка продолжала трезвонить на весь подъезд, и он поспешил ее снять.
— Ты что там делаешь, идиот? — разгорячено завопили прямо ему в ухо.
— Я? — опешил Алик. — Вы куда звоните?
— Да тебе звоню, чучело. Ты что, вообще ничего уже не соображаешь?
Обилие оскорблений вызвало чувство протеста у Флорова, и уже начиная заводиться, он язвительно произнес:
— Если ты закончишь ругаться и вспомнишь о существовании нормальной речи, то может быть, я и начну соображать.
— Когда начнешь соображать, как бы не оказалось уже поздно! Немедленно уходи оттуда!
— Но почему?
— Ты что хочешь встретиться с женой и ребенком?
— С чьим ребенком? — опешил Флоров.
— Да не с твоим конечно! Но если они об этом догадаются, тебе хана. Да уходи же, наконец! Ну что за болван!
Железная дверь загремела, и в комнату хлынули голоса. Флоров бросил трубку и спрятался в закутке за дверью. Когда голоса переместились вглубь квартиры, он выбрался из своего укрытия и опрометью бросился вон. Лишь у самой двери он на мгновение замер, чтобы потрогать прислоненный к стене детский двухколесный велосипед.
Кажется, он действительно начинал понимать.
Он бесцельно шел по тротуару, совершенно не представляя себе, куда двигать дальше, когда рядом тормознула машина.
— Ты чего трубку швыряешь не дослушав? — бросил водитель. — Чуть не разминулись, давай садись.
— Так это ты орал по телефону? — недобро начал Флоров, опускаясь в кресло. — Ну-ка покажись, — и застыл с раскрытым ртом.
На месте водителя сидел его двойник, и надо признать, довольно заправски рулил.
Он покосился на Флорова и произнес:
— Чего уставился? Что, раньше в зеркало никогда не смотрелся?
Флоров осознал, что на некоторое время разучился говорить. Близнец тоже это понял и сунул ему в руки початую бутылку газировки.
— Ладно, тогда говорить буду я, — проворчал он. — Я был предупрежден о твоем визите, но не знал, что ты сразу домой сунешься. Что ты там искал интересно?
— Так это был твой дом? — наконец прервал нервную немоту Флоров.
— И дом, и жена.
— Познакомил бы.
— Зачем? — аж вскинулся близнец, был он в отличие от «оригинала» весь какой-то дерганный.
— Да я пошутил, — поспешил успокоить его Флоров. — Слушай, а где это я?
— Где я? Кто я? Что за детский сад!
— Тебя б на мое место? Кстати, ты кто?
— Флоров!
— Алик?
— Алик это ты, а я Альберт!
— Что это у вас за Рубеж?
— Не верь глазам своим, — философски изрек близнец. — Это не Рубеж, это граница. А у вас разве не так?
— Не так, — ответил Флоров, чувствуя, что теряет терпение, у него было столько вопросов, а этот еще философствует.
— Городу присвоен особый статус, — беззаботно продолжил близнец. — Мы отделились от России семь лет назад, — и уточнил. — Во время Чернобыля-два, — Флоров суеверно скрестил пальцы. — У нас свой международный порт. За его использование Россия нам платит. У нас свое независимое правительство. Президент.
Флоров сразу спросил кто.
— Ясно кто, — неожиданно зло сказал близнец. — Капитан порта, конечно.
— Фома?
Близнец кивнул.
— А как ты про меня узнал?
— Неделю назад по телефону звонили.
— Кто?
— Он не представился. Голос мужской, грубый. Я Пастух, — говорит. Про тебя все обсказал, что тебе через Рубеж надо. Деньги в почтовый ящик потом кинул. На, кстати, — он передал перевязанную испачканной лентой пачку. В ней вперемежку лежали российские деньги и непривычно розоватые банкноты, а на картинках красовался Дворец спорта и девочки-спортсменки в довольно пикантных костюмчиках, но похвастать достоинствами они не могли, все были по моде узкозадые и безгрудые как мальчишки.
— А на фига мне через Рубеж?
— Он сказал, что ты знаешь.
Плохо дело, кто бы не был Пастух, не зря он про Рубеж сказал, ох, вещует мое сердце, не зря, подумал Флоров. И понял. Там Яна!
— И ты так легко согласился помочь этому Пастуху? — недоуменно протянул Флоров. — Это ж не через забор перелезть, через Рубеж идти надо. Я его видел — там колючка, охрана дай Боже. Собаки!
— Пастух угрожал мне.
— Как?
— Он сказал, что если я не помогу, вся моя семья погибнет, — спокойно продолжил близнец, но Флорова его тон не обманул, он сразу припомнил его истошный крик: что ты там делаешь?!
Пастух вырисовывался довольно безжалостной личностью. Во всяком случае, сантиментами он не страдал.
Машина тем временем оказалась в квартале, граничащим с Южным шоссе. Рубеж отсюда уже просматривался — мощный и неприступный.
— Я тебе тут квартирку снял, — пояснил близнец. — Пересидишь тут до вечера, никуда не ходи, я там все закупил, а вечером придет человек, который нам нужен.
— Что за человек? — сразу поинтересовался Флоров.
— Боевой.
От его слов Флорова передернуло.
Дождавшись того момента, когда близнец уедет, Флоров тотчас вышел следом, обогнул дом и занял позицию за спортплощадкой, откуда наиболее хорошо просматривался оставленный им подъезд. Береженого Бог бережет, рассудил он. Мало ли, что у близнеца на уме. Во всяком случае, его физиономия не вызывает особого доверия.
"Неужели у меня такой же большой нос", — горестно подумал Флоров. На семерых рос — одному достался.
Спустя какое-то время на скамеечку у подъезда опустился пожилой человек с безвольно отвисшими щеками, одетый в темный костюм. Флоров насторожился, словно цепной пес, но тут к пожилому подошла старушка, и тот благословил ее крестным знамением, позволив поцеловать себе руку. Флоров заметил у него молитвенник, и, поняв, что имеет дело с католическим священником, сразу потерял к нему интерес.