Из окна хорошо просматривался город, но недолго он радовал их своими огнями в ночи. Свет вырубался по кварталам. Наконец город полностью погрузился во тьму.
Сейчас что-то будет, подумал Алик.
Погруженная во тьму Башня начала светиться, отбрасывая на прилегающие площадки синеватый мерцающий свет.
— Алик, мне страшно! — Яна прижалась к нему, и финал- апофеоз они наблюдали единым сплевшимся существом.
Свет становился все ярче, приобретая неприятные глазу режущие оттенки.
Одновременно изнутри Башни нарастал гул, словно от гигантской горелки.
Прилегающие строения порта приобрели невиданную доселе контрастность. Каждый контейнер на таможенном терминале высветился по отдельности. Картинка была яркая в своей нереальности. Словно компьютерная зарисовка.
А потом наверху оглушительно шарахнуло. Они оба закричали в голос. На верхних этажах выбило стекла. Пол ходил ходуном.
Ослепительная вспышка полыхнула на вершине Башни. Раздался рев, свист. Картинка видимая Алику с Яной из чудом уцелевшего окна колыхнулась и стронулась с места.
Они испытали приступ ужаса, пока до них не дошло, что это не Башня шатается, а нечто светящееся отделилось от Башни и медленно переместилось чуть в сторону.
После чего раздался еще более сильный рев и, пылающий холодным синим пламенем, шар стремительно взмыл в ночное небо.
Сразу сделалось темно и тихо.
— Уже можно глаза открывать? — спросила Яна. — А куда все делось?
Флоров кивнул на окно, и женщине показалось, что заглядывающая в него луна походит на чье-то зловеще улыбающееся лицо.
— Смотри, там внизу взрыв! — воскликнул Хенсон.
— Где внизу? — из «прогрессовского» люка показалась круглая как тыква и лоснящаяся от пота голова Муслимова, уже битых три часа пытавшегося найти неисправность в компьютере.
На лице Хенсона возникло удовлетворение. Командир искал совсем не в том звене.
— На северо-западе. В кратере Коперника. Чуть левее Залива Зноя.
Космонавты приникли к иллюминатору. Было такое ощущение, что в склон крупнейшего кратера Луны попала ракета «Минитмен». Над кратером повисло облако пыли, не спешащее оседать в безвоздушном пространстве с гравитацией, пониженной в 6 раз по сравнению с Землей.
После увиденного Муслимов быстро поплыл внутрь станции.
— Ты куда? — удивился Хенсон.
— В бортжурнал записать надо, — рассудительно и спокойно, будто не произошло ничего из ряда вон выходящего, сказал командир.
Муслимов взял журнал и записал о происшествии, аккуратно указав время, после чего вернулся к "прогрессу".
— Ты чего? — не понял Хенсон.
— Работать надо, — сказал Муслимов. — Машину чинить.
— Тут такое происходит! — возмутился Хенсон, он взял свой «кодак» и стал нащелкивать снимок за снимком.
Он увидел на объективе крупную влажную руку, сразу оставившую потный след на линзе. Муслимов мягко отобрал фотоаппарат и небрежно сунул его в необъятный карман.
— Осторожно, вещь дорогая, тысячу долларов стоит! — возмутился Хенсон.
— Будешь лентяйничать — в окошко его выброшу, — буркнул Муслимов.
"Идиот!" — выругался Хенсон. Командир с самого начала называл иллюминатор окошком. "А ведь выбросит", — подумал американец и, решив не искушать судьбу, стал подсвечивать Муслимову в темном люке.
Что-то Хенсон намудрил с компьютером, сам не желая того, и в процессе спонтанного вращения станции, приобретенного вследствие аварийного отключения гетеродина, Луна вышла из зоны видимости, и космонавты не увидели самого главного.
Покрывающий Луну реголит — разнозернистый обломочно-пылевой слой толщиной от нескольких метров до нескольких десятков метров, пришел в движение на огромных площадях. К фонтанирующему Копернику присоединились остальные кратеры, и всю поверхность Луны затянула непроницаемой пылевой завесой.
В космос полетели обломки реголита и скальных пород. Казалось, все это сдувает с поверхности мощный космический ветер, но на самом деле все это были видимыми последствиями первого мощного рывка, кардинальным образом меняющего орбиту. За Луной вытянулся многотысячекилометровый вихревой шлейф, и она начала движение к Земле.
Астрономы давно считали Луну планетой, а Землю вкупе с Луной-системой из двух планет, в Солнечной системе более не встречающейся нигде.
Диаметр Луны был меньше земного всего лишь в шесть раз, масса — в десять, то есть по астрономическим понятиям обе планеты являлись планетами одного порядка.
Когда Луна изменила орбиту, первыми прореагировали военные.
Бронированный монстр, увешанный радарами и тепловыми датчиками и доселе мирно дремавший на дальней орбите, мгновенно оживился и подал сигнал в ЦУП о нестабильной орбите ближайшей соседки. Спутник был русским, дело в том, что Луна начала сближение с Землей со стороны Восточного полушария.
Полученная информация по началу ажиотажа не вызвала, ее посчитали за сбой в системе. Возраст Луны насчитывал порядка 4,5 миллиарда лет, и последние сто лет наблюдения орбита ее показывала стабильность. Но потом пошли сигналы с обсерваторий, и маховик служебного рвения закрутился.
Сигнал был немедленно передан дежурному офицеру в Генеральный штаб, он сразу связался с министром обороны, а уже тот поднял трубку правительственной связи.
Президент России спал на даче в Барвихе. Звонок телефона, не имевшего ни одной кнопки, украшенного государственным гербом и стоявшего у изголовья супружеской кровати разбудил обоих супругов.
— Что случилось? — спросил Владимир Владимирович Рубин, сняв трубку.
Извинившись за внеурочный звонок, маршал сообщил главную новость:
— Луна меняет свою орбиту!
— Сообщите астрономам! Вы что из-за этого меня разбудили? — возмутился Рубин.
— Дело касается государственной безопасности. Орбита Луны кардинально изменена.
Если ничего не предпринять…
— То что? — поторопил Рубин.
— Аналитики утверждают, что по самым оптимистическим подсчетам, Луна войдет в контакт с земной атмосферой через 14–16 дней. Катастрофа неминуема, потому что гравитационный удар достигнет нас еще раньше. Океанские волны высотой несколько сот метров, разломы земной коры.
— И у нас осталось всего пара недель? — возмутился президент. — Куда глядела ваша хваленая разведка?
Маршал благоразумно промолчал, потому что знал, что президент тоже обычный человек и ему надо привыкнуть к мысли, что, в общем то, все, кранты.
— Что война? — встревожено спросила супруга.
— Заткнись, дура! — окончательно вспылил Рубин.
И эта туда же. Россия уже более полувека ни с кем не воюет, а в случае чего, все сразу вспоминают про войну.
— Ладно, все сделайте, как положено. Мне нужны точные сроки, а не ваши 14–16 дней, — сказал он, остывая, и маршал понял, теперь начнется работа. — И срочно мне связь по президентской линии с американцами.
— Куда? — остановил он сунувшегося в спальню офицера с фурнитурой спецсвязи. — Приготовь все на первом этаже. Я сейчас спущусь.
В Калифорнии был в разгаре день.
Денек выдался погожий, светило солнце, на небе ни облачка. Президент сидел в шезлонге на лужайке, засеянной газонной травой, у своей родовой усадьбы. У него был день рождения, и его грызла тоска.
Все из-за этой интрижки с Пенелопой, о которой эта дура грудастая растрезвонила на весь мир. Хоть на публике жена не показывала виду, держала его под руку и улыбалась, но стоило им оказаться в вертолете, как лицо ее исказила гримаса отвращения, будто она оказалась под руку с краснозадым гамадрилом, и Хизер отшвырнула его руку. Разве что не укусила. Все бабы твари. Змеи. Даже не змеи, змеищи.
Они так и просидели с женой в разных салонах словно чужие. Горше всего было переносить затравленный взгляд Брэнды. Клинт Донован приставил к дочери лучших психологов, они плотно с ней работали, пытаясь ей втолковать, что нельзя безоглядно верить прессе, пишущей про него всякую гадость. Все безрезультатно.