— Остынь, говорю.
С великим сожалением Хенсон отпустил его.
— И что ты предлагаешь?
Муслимов обратился к Алику:
— Какое у тебя задание?
Нет задания, опять вспомнились слова героя из нашумевшего фильма. На этот раз боевика.
— Этого я сказать не могу! Но если мы догоним группу, то выберемся все вместе!
В чем я лично очень сомневаюсь, добавил он про себя.
Складно я вру, подумал Алик. Ему было стыдно обманывать космонавтов, но еще меньше хотелось, чтобы бедолаги угнали его единственную машину, без которой у него не хватит смелости, вернее, смелости у него никогда не было, трусости станет так много, что она превысит некую критическую массу, и он сбежит вместе с ними.
Те думали недолго. Профессия у них такая. В чем, в чем, а в медленном принятии решений их обвинить было нельзя. Они решили ехать, но перед тем как забраться к нему в машину, сделали еще кое-что.
За всеми перипетиями Алик позабыл о перестрелке, но космонавты напомнили.
Оказалось, что все время разговора, буквально в трех метрах от них лежали убитые.
Пока Алик блевал, космонавты их обыскали, надев скафандры и перестав быть похожими в своих космических кальсонах на сбежавших из дурдома психов.
Перетаскав в багажник оружие и боеприпасы, Хенсон уже в скафандре с откинутым забралом и автоматом через плечо подошел к Алику и указал на снятый третий скафандр, велев надевать. Флоров не стал упираться, он знал, что без этого не выжить. Скафандр был чистый, без крови. Из переговоров космонавтов он уже был наслышан, что люди убиты без единого выстрела, а то бы он на километр не подошел к амуниции.
Вскоре все трое кое-как разместились в громоздких скафандрах в машине. Которую Хенсон похвалил за оригинальный внешний вид.
На станции было два входа. Вернее вход, через который Алик въехал, и выход, через который ушли спецназовцы.
В одном месте с потолка свешивался длинный ветвистый корень некоего растения.
Когда проезжали под ним, а Алик ехал очень медленно, шагом, даже несмотря на то, что наклон на этот раз оказался небольшим, Хенсон спустил стекло и слегка дернул его за кончик.
Флоров успел лишь предостерегающе крикнуть, как в тот же момент с резким свистом вертикально вниз махануло гигантское лезвие, лишь чудом не отхватив корму.
— Больше так не делай, — с чувством предупредил Алик. — А то высажу.
Вскоре они уперлись в развилку. Другой тоннель тянулся перпендикулярно. В пол вмурована прозрачная труба с шумно перекачиваемой жидкостью.
— Похоже на канализацию, — заметил Хенсон, и, сняв перчатку и потрогав, добавил. — Теплая на ощупь.
Флоров позволил себе не согласиться с американцем. Сквозь стенки трубы просматривалось содержимое ярко-алого цвета, в общей массе временами мелькали лохмотья более густой субстанции. Все это больше напоминало пропущенный через мясорубку фарш.
Открывшийся ход имел наклон, после недолгого совещания решили ехать вниз. Алик осторожно переехал через трубу, она выдержала, и дальше двигался, пустив ее между колес. В свете фар содержимое трубы еще более взбаламутилось, словно чуя непрошенных гостей. Или оно хотело вырваться наружу и попробовать их более в тесном контакте? Алик поежился.
Вскоре они достигли следующей станции, совсем крохотной, где на полу в гордом одиночестве, словно мухомор притаился знакомый красный люк.
— Останови! Теперь мне ничто не помешает посмотреть, что же там, — не терпящим возражений тоном произнес Хенсон.
— Ехать надо! — возразил Алик, но был вынужден подчиниться, потому что Хенсон открыл дверцу и, пользуясь небольшой скоростью, вышел на ходу.
— Чтобы куда-то ехать, надо знать куда ехать, — возразил Хенсон. — А как ты едешь?
Ты едешь наугад! Приборов никаких, даже компаса! — и беря в союзники сохранявшего всю дорогу молчание Муслимова, сказал. — У него даже компаса нет!
— Предлагаю прекратить спор, — примиряющее сказал Алик, однако быстро его Хенсон раскусил, не прост парень, ой, не прост, и глаза на 100 процентов состоят из подозрений. — Давайте оставим этот люк в покое и поедем дальше. Я не понимаю, зачем его трогать: лежит себе и лежит.
— Но как ты с достоверностью можешь утверждать, что этот твой отряд не спустился вниз? — Хенсон подчеркнул интонацией слово ТВОЙ, и Алик понял, что американец не верит ни одному его слову, вернее, перестал верить, и для этого ему понадобилось меньше километра. Это что же получается? Бунт на корабле?
Дать газ и уехать, вон он следующий тоннель маячит, торопливо неслись мысли. Нет, толстый не даст. Сидит как Будда. Молчит. Он у них главный, точно! Все это космонавты вместе придумали! Сговорились!
Он попытался побороть охватившую его беспричинную вроде панику. Ведь чуял, одним своим чрезвычайно чувствительным органом чуял, что не надо трогать люк. Не зря он ярко- красного цвета!
— Джим, пожалуйста, оставь эту чертову штуку.
Едва он помянул проклятого, как люк скакнул в своем гнезде.
— Смотри, там кто-то есть! — в ужасе захлебнулся он. — Уйдем отсюда скорее!
Хенсон бы послушался, если бы не получил неожиданную поддержку от Муслимова.
— Мужчины в том и отличаются от слабых женщин, что не позволяют страху взять над собою верх! — заявил он, уж лучше бы и дальше молчал, ей Богу, подумал Алик.
— Действительно, что это с нами? Мы же вооружены до зубов! А если внизу наше спасение? — спросил Хенсон, которого неожиданный удар заставил отшатнуться.
Он опять склонился к люку, взялся за ручку и уперся покрепче ногами.
— Кажется, я уже проделывал нечто подобное, парни! — воскликнул он. — Ну-ка, помогите-ка мне!
И они бросились помогать. Сработал рефлекс, раз кому-то тяжело, надо помогать.
Хенсону удалось оторвать люк от пола, Алик взялся с одного края, просунув пальцы в щель, Муслимов-с другого.
Люк оказался тяжел как танк и поддавался медленно, по сантиметру. Они были так заняты процессом, что не обратили внимания на холод пробирающий пальцы даже сквозь перчатки. Более дело пошло на лад, и поднимаемый ими люк вдруг очень легко поддался, откидываясь почти вертикально.
Следом ворвался оглушительный вой, такой плотный и вязкий, практически материальный, он существовал сам по себе, отдельно от исторгнувших его глоток.
Столпившихся у люка людей раскидало точно взрывом.
Флоров покатился прочь, тщетно сжимая разрезаемые болью уши. Чуть в стороне корчился, трясясь полным телом, Муслимов. Лишь американец сбился в комок, словно стараясь пролезть сквозь стену, и не шевелился.
От продолжения мучений их спасло то, что неподдерживаемый более люк упал обратно, припечатав выход и разом отсекая все звуки.
Сделалось так тихо, что Алик подумал, а не оглох ли он. Помассировав уши, он выбил из них возникшие пробки. Теперь он мог слышать шумное дыхание застигнутых врасплох людей.
— Все в порядке? — спросил он.
Едва он коснулся Хенсона, как тот отпрянул к стене и сел, быстро втянув под себя ноги. Это живо напомнила Флорову борцовскую стойку, правда, он так и не вспомнил из какого вида. Америкашка держался молодцом.
Вдвоем они занялись Мусой. С трудом его подняв, прислонили к стене.
— Что это было? Кто-нибудь может мне сказать? — спросил Алик, но никто не ответил.
— Хорошо, что мы еще никого не выпустили оттуда.
— Выпустили, — ровным нехорошим тоном возразил Муслимов, указывая толстым пальцем куда-то вверх.
Они с Хенсоном одновременно оглянулись. И замерли, не в силах пошевелиться.
— Фак! — выругался Хенсон.
На высоте двух метров над полом висела мрачная продолговатая фигура. Она напоминала статую в длинном бесформенном рубище. Лицо статуи было окаймлено неопрятными волосами до плеч. Глаза были чересчур крупные, взгляд жесткий, даже жестокий.
— Джим, где твой автомат? — тихо проговорил Алик, но стоило ему нарушить тишину, как фигура резко повернулась на шум.
Статуя оказалась живой.