– Хозяин, – прошептала я, глядя на него, когда он оборвал фразу выжидающей паузой. – И властитель.
Его улыбку окрасило странное веселье – прежде чем он заговорил вновь, заканчивая катрен:
– Тогда как в большинстве всяк лишь её хранитель[20]. – Он помолчал, словно в раздумьях, глядя на меня так, будто прочёл в моём лице ответ на вопрос, давно его терзавший. – Да… старина Уильям всё же был фоморски мудр.
Пальцы на моей талии скользнули чуть ниже, намёком на ласку…
Прежде чем разжаться.
Выпустив меня из плена своих рук, мистер Форбиден отступил на шаг. Отвернулся.
– Девяносто четвёртый, значит, – изрёк он, подбирая с камня свой хлыст. Из его голоса исчез всякий намёк на мурлыкающие нотки, звучавшие в нём только что. – Мне больше по душе шестьдесят шестой, но о вкусах не спорят. – Стряхнув хвою с соседнего валуна, большого и плоского, словно каменный табурет, мистер Форбиден невозмутимо указал на него, явно предлагая мне сесть. – А вы верны себе, мисс Лочестер. Обычно женщины предпочитают философской лирике стихи, посвящённые любовным терзаниям. Конечно, и вы падки на романтику, но ровно в нужной мере, чтобы не превратиться в того рода инженю, от приторности которых зубы слипаются лучше, чем от ирисок.
Я стояла, пытаясь выровнять дыхание. Обескураженная, растерянная, непонимающая.
Я знала, что мне следует немедленно вспрыгнуть на Ветра и уехать. С точки зрения матушки – предварительно отвесив мистеру Форбидену пощёчину за непристойное поведение. С точки зрения здравого смысла – без этого, ибо пощёчина потенциальному оборотню и кровавому убийце может слишком дорого обойтись.
Но он говорил со мной ровно так, как раньше, и вёл себя так спокойно, словно ничего не произошло.
Так, что впору было думать, будто происходившее минуту назад мне просто померещилось.
– Считаете меня инженю?* – почти непроизвольно спросила я.
– Естественно, считаю. И вы достаточно умны, чтобы понимать, что я прав, и достаточно хитры, чтобы порой пытаться казаться наивнее, чем вы есть на самом деле. В действительности вы ещё и сама себе субретка[21]. Это, должно быть, и делает вас такой привлекательной в глазах тех, кто даже сладости предпочитает с перчинкой. – Он указал хлыстом на камень: повелительным, не терпящим возражений жестом. – Присаживайтесь, мисс Лочестер. К слову, об инженю. Вы наградили Ромео весьма красочными эпитетами, и, полагаю, ждать от вас добрых слов о Джульетте или Офелии тоже не стоит.
Я не должна была подчиняться. Я должна была уезжать, прямо сейчас, пока мне предоставили шанс. Я знала это. Особенно учитывая, что ко мне уже вернулись и трезвость мысли, и самообладание.
Но почему-то, привязав Ветра к ближайшей сосне, я подчинилась.
В конце концов, не похоже, что меня привезли сюда для тех целей, о которых я думала. Для осуществления этих целей «корсару» уже предоставили все условия, однако вот она я, живая и невредимая. И пусть коты любят играть с мышками, прежде чем съесть их, – но я полагала, что подобные игры были бы куда интереснее разговоров о Шекспире. Впрочем, если я всё-таки попытаюсь убежать… кто знает, что он предпримет тогда.
Опускаясь на мягкий мох – чуть приподняв юбку, так, чтобы удобнее было быстро выхватить нож, – я сама понимала, насколько жалки оправдания, которыми я прикрываю жгучее нежелание прерывать эту встречу.
Бедная глупышка Ребекка. Слишком смелая, слишком гордая, слишком любопытная, чтобы позволить себе отступить сейчас, когда ты зашла уже так далеко. Вконец заигралась в бабочку, танцующую у открытого огня.
Или увязла в паутине, которой обернулся для тебя этот огонь.
Забавно. Он помог мне сойти с коня, потом я прочла ему сонет – в объятиях, не многим отличающихся от вальсовых. Все эти занятия по отдельности признаны вполне пристойными; однако в сочетании и обстановке, подобным этим…
– Не стоит, – небрежно подтвердила я, в свою очередь стягивая перчатки, наблюдая, как мой собеседник наконец позволяет себе сесть на камень по соседству. – Хотя если Джульетта вполне может удостоиться от меня одобрительных эпитетов, то Офелия, на мой взгляд, жалкое создание.
– Все те девушки, что проливают слёзы над её судьбой, и художники, что вдохновляются её образом для своих картин, с вами не согласились бы.
– А вы?
– Я, к счастью, не девушка и не художник, – заметил мистер Форбиден со смехом. – Вполне естественно, что я нахожу поэзию и красоту в совсем иных вещах. – Положив стек, перчатки и шляпу на колени, он с любопытством подпёр подбородок рукой. – Смерть Офелии – самоубийство или несчастный случай?
21
Актёрские амплуа. Инженю – нежная и наивная девушка; субретка – бойкая, остроумная, находчивая служанка, которая часто является доверенным лицом героини-инженю и помогает ей в любовных интригах.