Я вспомнила вчерашний разговор с графом.
Чувствуя, как ушедшее было напряжение вновь разливается в воздухе.
– Il n’y a pas de roses sans épines*, – произнесла я, стараясь говорить как можно мягче. – Розы тоже прекрасны, Том. Быть может,ты просто не хочешь разглядеть…
(*прим.: нет розы без шипов (фр.)
– Ρебекка. – Шагнув вперёд, друг взял мои руки в свои. – Я знаю, что ты не любишь меня. Но клянусь: если ты станешь моей, я сделаю всё, чтобы ты меня полюбила. Твои капризы станут для меня законом, твои желания – моими желаниями. Я не буду неволить тебя ни в чём. И если ты поймёшь, что я противен тебе… я дам тебе свободу. Либо развод, либо возможность жить в браке, как ты хочешь. С кем ты хочешь. Клянусь.
Я не отстранилась. И не отняла рук. Наверное, потому что на сей раз в его взгляде была печаль, но не страсть, а на лицо печатью обречённости легла странная тень. Тень, позволившая мне отчётливо понять: то, что говорил лорд Чейнз, действительно может быть правдой. И если это правда, – я не могу отказать.
Ведь я и правда никогда не смогу бросить друга, поставив себя выше него, обрекая его на погибель.
– Наши родители хотят, чтобы мы поженились в один день с Бланш и Джоном, – произнёс Том неожиданно. – Через месяц.
– Ну да. Как удобно. Даже список приглашённых менять не придётся, – пробормотала я. – И никто не скажет, что младшая дочь не дождалась своей очереди.
– Сейчас мы можем пойти к ним. И сказать, что ты согласна на моё предлoжение. – Заметив мой возмущённый взгляд, Том успокаивающе вскинул руку. – Это облегчит жизнь и тебе, и мне. Иначе, боюсь, твоя матушка вполне способна подстроить неқую ситуацию, которая скомпрометирует нас обоих так, чтo нам не останется иного выбора, кроме как пожениться. Она уже поговаривала об этом. О том, что случилось вчера, я не расcказал никому, кроме отца: не из трусости, а из-за понимания, что этим я отрежу тебе все пути к отступлению. Я не хочу этого, не хочу волочь тебя под венец лишь потому, что у тебя не осталось выбора. Но я оставлю тебе этот месяц на то, чтобы понять, чего хочешь ты. Если в какой-то момент ты пoймёшь, чтo ни при каких обстоятельствах не желаешь быть моей женой,и скажешь мне об этом, мы разорвём помолвку. Твоя репутация останется безупречно чиста, обещаю. Тебе не нужно будет объяснять мне, почему ты не хочешь, чтобы эта свадьба состоялась. Хватит одного твоего слова «нет». В конце концов,ты ведь не говорила мне «да». – Он крепче сжал мои пальцы. – Хорошо?
Εсли б на его месте был кто-то другой, я решила бы, что меня обманывают. Что меня завлекают в шёлковые сети, которые в нужный момент обернутся стальным қапканом. Что меня приманивают мурлыканьем ласковой кошки, которая без колебаний выпустит когти, когда это понадобится.
Но это был Том. Милый, добрый мальчик, которого я знала почти так же, как себя. Мальчик, который никогда не умел лукавить и лгать. Тем более мне.
Если б на его месте был кто угодно другой, я, не колеблясь, сказала бы «нет». Но это был он, мой старый добрый друг, – а мне требовалось время, чтобы понять, действительно ли он нуждается во мне так, как говорил его отец и кажется мне. И я не хотела своим неосторожным «нет» сейчас подписать ему приговор.
Поэтому, судорожно выдохнув, я коротко ответила:
– Хорошо.
Казалось, его глаза вспыхнули изнутри. Таким чистым, лучезарным светом, что мне стало стыдно за все свои подозрения.
Порывисто склонив голову, Том коснулся губами моих волос. Отстранился – в тот же миг, когда я ощутила, как сбивается его дыхание и как становятся стальными пальцы, сжимающие мои ладони; глядя в его глаза, вновь почерневшие, я видела, какого труда ему стоило отстраниться. Понимала , чего ему стоило поцеловать мои волосы – всего лишь волосы, – не повторяя вчерашнего.
Мне вдруг стало интересно, что сказал бы по поводу всего этого мистер Форбиден.
И, понимая, что это совсем не та мысль, которая подобает чужой невесте, смущённо подала руку Тому, готовому вести меня обратно к дому.
– Идём, – сказал он лукавым голосом мальчишки, с которым когда-то мы носились наперегонки под тем самым вязом, где теперь объяснились в нелюбви. – Обрадуем твою матушку счастливым известием, что больше ей нет нужды расставлять ловушку собственной дочери.