А горн, словно раскатистый рев кровожадного зверя из ночных кошмаров, зверя со множеством ног, с сотней зубастых, прожорливых пастей, раздавался все громче, все ближе.
ГЛАВА 4
Воздух наполнился грозными собачьими выкриками, топотом копыт, отрывистым лаем человеческих голосов.
С бешено колотившимся сердцем О-ха петляла по своему, надеясь отыскать где-нибудь укромное местечко и затаиться. Ей ни разу в жизни не привелось еще увидеть, чем заканчивается охота, зато она вдоволь наслушалась рассказов очевидцев. И лисица знала: если собаки настигнут ее, ей предстоит страшная смерть. Псы разорвут ее на куски, а потом у нее отрежут хвост, и человек, впервые принявший участие в кровавой потехе, проведет им по лицу и вымажется в крови. Этот древний человеческий обряд восходит к временам, когда люди только что вышли из Хаоса Моря. С тех пор они и хранят этот странный обычай. О-ха, подобно всем остальным лисам, не могла понять, как живые существа получают удовольствие, обмазывая себя кровью других живых существ, пачкая собственные лица цветом, неразрывно связанным со страданиями и смертью.
Теперь О-ха бежала по канаве, тянувшейся вдоль дороги. Лисица рассчитывала, что ледяная корка, покрывающая дно канавы, будет хранить ее запах не долго. Здесь она была скрыта густой тенью, к тому же канава кишмя кишела всяческими мелкими зверюшками. Возможно, думала О-ха, запах ее смешается с запахами других здешних обитателей и собаки не сумеют его различить. Лисица мчалась по канаве, а мелкие животные в панике бросались прочь с ее пути. Но никто из них не злорадствовал над попавшей в переделку хищницей, даже те, кто при случае вполне мог кончить жизнь в ее желудке. Страх овладел всеми, он передавался от О-ха к другим животным. Страх наполнял их ноздри, их мозг, и, не помня себя, они забивались в норы и гнезда — укрыться от всепроникающего ужаса.
О-ха выскочила наверх. Как раз в эту минуту собаки, пытаясь уловить запах жертвы, суетились у того места, где лисица спустилась в канаву. Лисица воспользовалась небольшой передышкой, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Ей вновь мучительно хотелось пить, и она знала: если ей не удастся утолить жажду, силы ее стремительно пойдут на убыль. Если бы там, у пруда, она проявила побольше терпения и попыталась расколоть кромку льда у берега! Потом она услышала, как собаки бросились вдоль живой изгороди, и поняла, что они взяли след. Хитрость с канавой не удалась. Приходилось вновь пуститься наутек.
Но вместо того, чтобы пересечь поле, расстилавшееся за канавой, лисица решила подняться на шоссе и немного пробежать по асфальту. Инстинкт подсказал ей: чтобы привести преследователей в замешательство, надо сделать что-то неожиданное.
— Сюда! Сюда! Лови рыжую чертовку! — раздавались сзади выкрики собак.
Вдали цокали копыта, однако всадники не слишком понукали лошадей — помчись они во весь опор, жесткая каменистая земля повредила бы подковы. Это немного сдерживало охотников.
Из-за поворота показалась машина. Водитель, заметив лисицу, нажал на тормоз. О-ха на секунду замешкалась. С машинами она встречалась не часто, но знала, что от этих штуковин лучше держаться подальше, — лисы, ежи, кролики и даже птицы нередко гибли под их колесами. К тому же они распространяли вокруг себя омерзительную вонь. Но все-таки, сталкиваясь с тракторами, О-ха убедилась, что они могут быть полезны: едкий дымок, который они извергают, способен заглушить запах любого животного.
Водитель оказался самкой, которая ошарашенно уставилась на лисицу. О-ха тем временем приняла решение — она вспрыгнула на капот машины, потом на крышу и соскочила на дорогу по другую сторону. На белом лице самки мелькнул испуг, но никаких других запахов, кроме запаха машины, лисица не ощутила. Теперь собакам будет нелегко взять след.
О-ха, не сбавляя темпа, продолжала бежать посредине дороги. Вскоре она поняла, что ее смелость и находчивость не пропали зря. Ушей ее достигли растерянные собачьи крики и перебранка — гончие метались вокруг машины, не зная, куда теперь бежать. Автомобиль тщетно пытался пробиться сквозь собачью свору. Две гончие, превосходившие своих собратьев чутьем, старались вскарабкаться на капот и скребли когтями по железным бокам машины. Тут с другой стороны показался еще один автомобиль. Собаки, заполонившие всю дорогу, и ему преградили путь. Напрасно водители жали на клаксоны. Наконец подоспели всадники. Машины, лошади, люди, собаки — все смешалось в кучу, и лисица опять получила несколько драгоценных минут передышки. Люди скулили и тявкали, скорее всего кляня по-своему машины и их водителей, собаки ругались, осыпая бранью лошадей, которые, переступая с ноги на ногу, едва не затаптывали их. Лошади, чьи копыта скользили по гладкому асфальту, тоже в долгу не остались — они крыли всех и вся на своем языке, богатом крепкими выражениями. О-ха не слишком хорошо знала лошадиный язык, однако при встречах лошади частенько выкрикивали ей вслед ругательства, и она понимала, что сейчас они то и дело вворачивают слово, означающее «навоз», но куда более грубое.