И мы стали спускаться к реке. Потом, перебравшись на другой берег, пошли у самой воды.
— Я эти места хорошо знаю, — говорила Очи. — Я здесь коз гоняла. Пока по реке идем — говорить можно. Как вверх выйдем — молчи и след в след ступай. Козы чуткие. Услышат — надолго отсюда уйдут. Сейчас козлы бодаются, а козочки выше стоят. Только надо быть начеку — где козы, там всегда царь ходит.
Царь — это барс. Охотники не зовут его иначе. Я внимательно слушала, шагая следом за ней по камням. Потом мы стали забирать направо и выше, карабкаясь по осыпи. Здесь были только камни, ни кустика не росло. Взгляд бежал вверх, не цепляясь ни за что, до вершины отрога; хребты сверху были в снегу, и ветер гнал острую ледяную пыль. Тучи над головами гор сгущались и шли к лесу. Было видно, что там уже сыплет белой крупой и крутит вьюгу.
— Завтра будет буря, — сказала Очи. — И если надует холода, останется зима в тайге.
Склон был крут и становился все круче. Как змеи, извивались по камням ветви можжевельника, твердые, корявые, где-то живые, где-то уже сухие. Наконец мы преодолели подъем, хребет перешел в покатый склон. То тут, то там попадались мелкие кучерявые кустики, а потом и козьи катышки. Гудели под ветром померзшие дудки травы. Вскарабкавшись, Очи огляделась и вдруг пригнулась почти до земли, махнув мне, чтобы сделала так же.
Тут и я увидела впереди, возле отвесной стены, трех коз. Рожки у них были небольшие, узкие головки на гибких шеях, светлые уши чутко ловили ветер. Спины серые с черными ремнями по хребту. Они щипали еле заметную на камнях траву, то и дело поднимая головы.
Очи присела, снимая лук. Потом прислушалась и указала мне на звук. Среди свиста ветра и далекого гула реки я ясно различила грохот скатывающихся камней и удары. Очи показала жестом, что где-то за хребтом бодаются козлы.
Козы были далеко и против ветра. Очи прикинула расстояние, но не достала стрелу. Я поняла, что она пойдет дальше, чтобы стрелять наверняка. Я спросила ее жестом, оставаться ли мне здесь. Она медлила, соображая, потом показала, чтобы я шла выше, огибая склон. «Зачем?» — спросила я кивком. Она показала, что подберется ближе, но если ей не удастся убить сразу, раненая коза побежит наверх и я успею ее поймать.
Мы стали расходиться: я забирала выше, Очи спускалась вниз. Я шла так, чтобы все время видеть самую молодую козу, на которую указала Очи. Я не спускала с нее глаз и пыталась понять, куда пустится она, спасаясь. Чутье подсказало мне место, где остановиться.
Оттуда было видно, что склон немного прогнут, как блюдо. Коза и Очи были на одном крае, я — на другом. Мне было видно, как целится Очи, и если б зверь был теперь ранен, он бежал бы к центру, и я, спрыгнув вниз, успела бы его поймать.
Я стала прослеживать путь для себя и для зверя и вдруг обнаружила, что охотника здесь не два, а три: ниже, еле различимый лунной окраской среди камней, из расселины целился царь. Он выслеживал ту же козу, что и мы. Его тело, спокойное в своей силе, недвижное, казалось мне призраком, тенью, духом горы.
Я оцепенела.
Очи он не видел. И она не видела его. Их разделала гряда камней, ветер дул обоим в спину. Но я отлично видела его и не могла отвести глаз, хотя знала: сейчас он почует меня, сейчас посмотрит, и с этого мига я, а не коза, стану его жертвой: охотники говорят, кто встретится с барсом взглядом, того он найдет, пусть даже через много лет. Но он не поднимал головы: медленно, еле заметно, он двигался по склону, будто тень перетекала между камней. И тут краем глаза я различила, что Очи целит стрелу.
Сердце во мне обмерло: если б она ранила барса, это значило бы смерть не только нам с нею, но и всему люду. Я хотела встать, замахать руками, но не могла: я уже видела себя глазами барса, ощущала свое тело спокойным и сильным, ощущала, что смерть спит у меня на кончиках лап, и почуяла ту нить, что натянулась между зверем и зверем, между царем и его жертвой. Это миг, когда их жизни сплетены воедино. И вот он прыгнул, коза успела сделать два скачка, и они покатились, посыпались камни, бросились спасаться другие козы, а я была барсом, и я была жертвой, я видела, что жизнь едина, что из одного сосуда в другой перетекает она, чтобы не кончиться никогда…
В тот миг я поняла ясно: нет смерти. Вот жизнь одна другою жизнью станет, как на плечах у охотников рисуют вечное вращение хищника и жертвы, — а смерти нет.
— Ал-Аштара! Ал-Аштара! — звала меня Очи через ветер. — Я убила! Одной стрелою убила! Идем, мне не поднять!
Я открыла глаза — ни барса, ни коз. Очи стояла с добычей. Я поднялась на ноги, но оступилась и скатилась по камням. Очи поймала меня.