– Весьма похвально с вашей стороны, – интонация сочилась ядом, откровенным, без попыток замаскировать его светской любезностью.
Принц отпустил мою руку, мы, следуя фигурам танца, отступили друг от друга, повернулись к паре позади нас. Я заученным движением протянула руку темноволосой девушке в красном платье, встретила полный любопытства взгляд её карих, почти чёрных глаз. Наши пальцы, ладони не соприкасались, замерли, будто уткнувшись в невидимую преграду. Шаг к девушке, шаг назад, перемена рук и снова шаг вперёд. Круг, неспешный, неполный, и я встала рядом с кавалером девушки, а она заняла место подле принца. Они не смотрели друг на друга, только перед собой, но я видела, как Александр нежно, трепетно взял даму за руку, как из его движений исчезла скованность, недовольство человека, вынужденного заниматься нелюбимым делом. Оглушённая словами наследника, его жестами, я едва ощутила, как новый партнёр коснулся моих пальцев.
– Не обращай внимания, – услышала я тихий голос Мартена.
Посмотрела искоса на мужчину рядом, подозревая смутно, что неспроста Мартен встал позади нас, неспроста встал в пару именно с этой дамой. Мы повернулись лицом друг к другу, и я заметила, какими взорами обменялись Александр и девушка. На устах обоих улыбка воздушная, счастливая, во взгляде радость, обещание.
– Она… – пытаюсь подобрать подходящее определение, – его наложница?
– Возлюбленная, – поправил Мартен. – Или, как у нас принято говорить, фаворитка. Впрочем, они влюблены друг в друга с детства, когда Изабелла ещё состояла в свите Элеоноры, младшей сестры Александра.
Принц и Изабелла не сводили друг с друга глаз, растягивали каждое прикосновение и, кажется, не замечали ничего и никого вокруг, словно укрывшись в своём мирке, невидимом для чужих взоров, предназначенном лишь для двоих. Я отвернулась, чувствуя себя уязвлённой. Это не ревность, нет, но обида из-за столь откровенного, грубоватого пренебрежения. Наследник всему двору, иностранным послам и венценосным родителям демонстрировал, как неприятна, противна ему навязанная невеста, дикарка из страны, где разрешено такое возмутительное варварство как двоемужество, и как обожает он истинную даму своего сердца, давнюю возлюбленную, с которой ему – ах, какая трагедия, достойная баллад менестрелей и пера поэтов! – не суждено воссоединиться.
– В гневе ты очаровательна, – заметил Мартен вдруг.
Я вспыхнула, отвлекаясь от мыслей о женихе и о публичном оскорблении, что хуже его недавних слов. Пожалуй, позже расспрошу Эллину, ей наверняка хорошо известно, что происходит в королевской семье.
– Вы забываетесь, милорд, – напомнила я сухо, надеясь лишь, что голос не сорвётся предательски, выдавая настоящие мои чувства.
Делая шаг к Мартену, я ощущала тепло его тела, запах мыла и леса, окутанного поутру дымкой тумана, пробуждающегося от предрассветной дрёмы. Мартен держал мою руку крепче, увереннее, чем Александр, чем того требовали правила приличия, и от его прикосновений кожа словно начинала пылать.
– Не думаю, – в уголках губ затаилась уже знакомая усмешка.
– Вы мне солгали.
– Да? – тень притворного удивления.
– Не было никакого поручения от принца.
– Отчего же? Александр обронил, возможно, наполовину в шутку, что было бы любопытно увидеть невесту без покровов, и я вызвался… добровольцем, так сказать. Но отправился я с его полного одобрения.
– И что же вы ему рассказали по возвращению? – я облизнула пересохшие губы.
– Что невеста – прелестная и нежная лилия, взращённая в сиянии луны лесными нимфами, – Мартен смотрел на меня внимательно, неожиданно серьёзно. – И что она не предназначена для афаллийских садов.
– Вы… слишком дерзки, – я едва успела поменять руку, чуть не сбившись с ритма. Красивые фразы… с двойным смыслом.
И смысл этот незримым смычком касался тайных струн моей души, взывал к мечтам и чаяниям, непозволительным принцессе. У меня есть долг, есть обязанности и не важно, чего я желаю на самом деле, к чему стремлюсь.
– Отрицать не стану, – согласился Мартен невозмутимо.
– И для чего же, по-вашему, предназначена… эта лилия?
Мелодия плавно стихла, лишая меня возможности узнать ответ, пары раскланялись. Александр обернулся ко мне, подал руку, превращаясь снова в холодного, отстранённого принца, видящего в своей невесте лишь досадную, непреодолимую преграду на пути к собственному счастью. Мы вернулись за стол, под укоризненные, неодобрительные взгляды короля и королевы, и я не смогла понять, чем в большей степени вызвано недовольство монархов – танцем невесты с посторонним мужчиной или их сына с его возлюбленной? Тем не менее, до окончания вечера танцевать я выходила только со своими компаньонками и не искала Мартена глазами, а Александр более не сказал мне ни слова и избегал смотреть на Изабеллу, когда она, яркая, заразительно смеющаяся, появлялась в поле его зрения.