– Это не твоя вина, Кадиим, – я отложила щётку, всё ещё не смея поднять глаза на стоящего рядом духа. – Я… сама навлекла на себя наказание богини. В прошлом году мы с подругами собрались погадать… ты же знаешь эти гадания в последнее полнолуние уходящего года: наливаешь в посуду воду, встаёшь так, чтобы свет полной луны падал на воду, и просишь госпожу приподнять завесу будущего… Айянна отговаривала меня, напоминала, что нельзя играть с богиней, но я не послушалась. Я попросила Серебряную показать моего истинного наречённого, и она явила лицо незнакомого мне молодого мужчины. Конечно же, не принца Александра, но и на наших шианских мужчин он тоже не походил. Затем вода в тарелке покрылась льдом прямо на наших глазах. Я сделала вид, будто ничего особенного не произошло, будто гадания эти глупые и бесполезные, однако лицо этого мужчины словно отпечаталось в моей памяти. Я думала о нём, когда ходила в наш храм… или когда гуляла в саду… – когда читала книги, когда к нам приходили учителя. И особенно – и оттого мне стыдно вдвойне – на уроках по искусству любви. Я пыталась представить, что почувствую, если меня поцелует он, мой наречённый, а не жених, который, быть может, и вовсе не станет меня целовать. Я знала о принятой в Афаллии публичной консумации и понимала, что не стоит рассчитывать на нежность и ласку, по крайней мере, в первый раз, и тем чаще воображала себя в постели с ним, без чужих глаз, следящих жадно за каждым движением.
– Лорд Мартен Ориони? – спросил Кадиим, и я кивнула.
– Я узнала его сразу же, едва увидела. И он узнал меня. Оказывается, я ему снилась. И… – я опустила голову ниже, покрутила кольцо на пальце, – и мы пообещали друг другу… он сказал, что я всегда буду его, до конца жизни и после ухода за грань. Оборотни верят, что со временем праматерь отпускает души умерших обратно в мир живых, чтобы они родились в новом воплощении… и Мартен пообещал, что даже тогда мы будем вместе. Он найдёт меня, где бы мы ни оказались. А я пообещала, что всегда буду верить ему.
– Лайали, – не могу понять по мягкой интонации Кадиима, осуждает ли он меня.
– Знаю, что поступила безрассудно, – не сейчас, но год назад, когда обратилась с этой просьбой к богине, – продолжила я торопливо, не дожидаясь ответа духа. – Знаю, что должна выполнить свой долг, чем бы он ни обернулся, должна с честью выдержать все ниспосланные испытания. Я рождена принцессой, нет у меня иного выбора. Однако мы с Мартеном предназначены друг другу, нас соединила сама Серебряная госпожа. Я не могу отринуть долг и отказаться от предназначения тоже не в силах.
Если Афаллия разорвёт договорённости с Шианом, то я вернусь порченым товаром домой. Кто на мне, ошельмованной, отвергнутой в последний момент невесте, женится? Разве что кто-то из соседей решится – в надежде получить наши земли, сразу часть в приданое или всё с течением времени, вероломно подмяв моего старшего брата, наследующего трон Шиана. Афаллия не может запереть меня в каком-нибудь глухом храме, как империя феосскую принцессу, не может казнить по надуманным обвинениям – я ещё не жена Александра, не подданная афаллийской короны. Я молода и полна сил, меня нельзя задушить во сне подушкой и сказать, будто у принцессы было слабое здоровье, и она не выдержала афаллийских морозов. Кто поверит в подобный вздор?
А если нет никакого заговора, никаких сделок с братством проклятых? Если всё лишь плод моего разыгравшегося воображения, следствие волнения, охватывающего каждую невесту перед свадьбой, страха нетронутой девушки, пребывающей в ужасе от варварства публичной консумации? Если я попросту всё себе придумала, то послезавтра я должна выйти замуж за наследника и своим возможным бегством действительно опозорю Шиан, превращу родную страну в посмешище для целого мира.