– Разрешила. Теперь жду твоего ответа.
– Да.
– Уверен?
– Да, – Мартен тянется ко мне, опускает на подушку позади, продолжая одной рукой гладить мою шею.
– Да, – повторяю я эхом.
Глава 7
Время замедляется. Оно течёт иначе здесь, в этом тесном мирке для двоих. Ударами сердца. Вздохами. Взглядами, то ласкающими невесомо тело, то встречающимися глаза в глаза и тогда замирающими, будто не в силах разойтись, посмотреть на что-то другое. Я забываю о том, что будет днём, о скорой свадьбе, о преступлении, которое свершается в ночной тишине моих покоев.
Александр пока не король и я ему не жена, не подданная, не королева и посему моё дерзкое решение – ещё не государственная измена, не настоящее преступление, требующее воздаяния по законам королевства. Но даже сейчас я ясно осознаю, насколько близка к тому, чтобы перешагнуть тонкую, почти невидимую эту грань.
Ради чего?
Ради каприза? Мимолётного желания отведать запретный плод? Иллюзий, что столь зыбки, ненадёжны, подобно всякому миражу в пустыне одиночества и неизвестности? Слепой полудетской веры в хороший конец любой сказки? Наивной мечты потерять дар Серебряной не в холодных, равнодушных руках презирающего меня мужчины, но в объятиях того, кто приятен мне, дорог моему сердцу и которому дорога я? Я сама, простая юная девушка Лайали, не принцесса, не ценный приз, не залог мирного договора, не довесок к собственному же приданому.
Неважно. И тьма в углах комнаты поглощает послушно последние крохи сомнений, неуверенности, мыслей о грядущем.
Мартен отстраняется от меня, чтобы снять с себя и отбросить на пол рубаху, и склоняется, укутывая вновь в своё тепло, накрывает мои губы своими. Поцелуй долог, тягуч, сладок, словно душистый цветочный мёд. Я обнимаю мужчину, ощущаю остро соприкосновение обнажённой кожей, ощущаю, как в теле разгорается в ответ пламя, более сильное, всепоглощающее, горячее, нежели огонь в очаге. Губы опускаются по моему подбородку, задерживаются на шее, и я всё же выгибаюсь в попытке прижаться теснее, стать единым целым.
Ниже, вдоль ключицы и по плечу. Ещё ниже, на груди, отчего я выгибаюсь сильнее, выдыхаю шумно. Сердце стучит суматошно, незримое пламя охватывает, делая кожу чувствительной, жадной до малейшего прикосновения, концентрируется внизу живота обжигающим источником, новыми, непривычными немного ощущениями. Отныне и тело не принадлежит мне, оно – для него, для моего мужчины. Навсегда.
Ладони скользят по бёдрам, снимая сбившееся в кольцо платье. Мартен приподнимается, белая ткань летит на пол, отброшенная вслед за предыдущей деталью одежды. В отблесках огня в очаге я замечаю на правой руке мужчины, выше локтя, татуировку – чёрный силуэт хищника, готового к прыжку, длинный пушистый хвост, оскаленная клыкастая пасть. Я не настолько хорошо разбираюсь в крупных хищных кошках, но уверена, что это барс. Опёршись на локоть, касаюсь осторожно рисунка, что в неровном рассеянном свете кажется живым, будто зверь и впрямь вот-вот сорвётся с места, зарычит.
– Она что-то означает? – обвожу подушечкой пальца контуры мощного и вместе с тем грациозного звериного тела.
– Символ прайда моей матери. У всех его членов она есть в том или ином виде.
– Ты говоришь, прайд твоей матери. Но разве он и не твой тоже?
– Нет. Не совсем. Я единственный сын и ребёнок в семье и должен однажды либо вернуться в прайд, либо продолжить род Ориони. Но я не думаю, что у рода Ориони есть будущее в Афаллии.
– А где есть?
– Возможно, на юге.
Мои пальцы поднимаются выше, к плечу, и опускаются на грудь, неспешно исследуют в свою очередь линии худощавого, поджарого тела, изучают с любопытством неуверенным, но крепнущим постепенно.
– Куда ушёл прайд твоей матери?
– На север, – Мартен перехватывает мою руку уже на животе, отводит, и я откидываюсь на подушку. Прикусываю нижнюю губу, чтобы скрыть всколыхнувшиеся одновременно и досаду, лёгкое разочарование, и восторг от первого робкого ощущения своей женской власти над мужчиной.
– И ты не хочешь отправиться за ним?
– Нет.
Отчего-то за ответом, коротким, резковатым, слышится нечто большее, чем нежелание ехать на другой конец континента. Неприязнь? Старые обиды? Недовольство?