Только отцом новорожденного принца был отнюдь не король.
– Я же говорил, безответственные существа, – добавил Герард насмешливо, словно речь шла не о нём, не о его матери.
Мне не страшно – жутко до сковавшего изнутри холода, до оцепенения, до отчаянного непонимания происходящего. Королева так спокойно делится со мной сокровенной тайной, подробностями, которые я никогда не стала бы упоминать при своём сыне, пусть и взрослом, рассказывает то, что мне не нужно знать.
– Я не знала, кем он был – тот, кто принял личину моего супруга, – но с той поры я всегда понимала, кто приходит в мою постель. И это был неизменно Георг. Вскоре я вновь забеременела и родила второго мальчика, Александра. Наши отношения с мужем не стали лучше, они… приобрели упорядоченность, к тому же Георг получил от меня что хотел – двоих сыновей, и больше не было нужды мучить меня, – Элеонора отвернулась к окну. – Я сделаю всё ради своих детей, защищу их любым способом. Я согласилась на сделку с орденом не из-за того, чтобы скрыть свой нечаянный проступок, но ради моих детей. Ради моих сыновей.
– Видишь ли, Лайали, подданные вряд ли восприняли бы должным образом короля-мага, – пояснил Герард. – А если бы кто-нибудь, человеческие колдуны, например, или оборотни, или кто-то ещё, догадался, что моя сила несколько иного рода, нежели бывает обычно у людей-магов, то могли пойти слухи, возникли бы подозрения, а вонь от сжигаемых колдунов ещё не развеялась полностью. Тень пала бы не только на меня, но и на мою семью и, прежде всего, на мою мать.
Паника, лихорадочные размышления бьются в тесной клетке неизвестности вместе с сочувствием, жалостью к королеве. Я верю ей: Элеонора действительно любит своих детей, они единственное светлое, приносящее радость, дарящее надежду, что есть в её жизни. И оба принца тоже любят мать, думают о ней и её репутации, хотя, казалось бы, кого в этой части континента волнуют чувства опозоренной королевы?
– Я приняла предложение братства, – продолжила Элеонора сухим, ровным тоном. – Только так я могла спасти своего первенца, дать ему лучшее будущее чем то, что ожидало бы его в Афаллии. Я согласилась со всем, что мне сказали, сделала всё, что велели. Увы, я уже не могла воспитать Александра заново, привить ему качества, необходимые будущему королю, избавить от влияния и наставлений отца. Не смогла сохранить для него Изабеллу… бедная девочка.
– Ничего, мучилась Иззи недолго, – по мимолётной усмешке Герарда я поняла – смерть мужа Изабеллы и впрямь неслучайна. – И люди охотнее идут на сотрудничество, когда они благодарны за избавление от чего-то плохого, от чего-то, что им неприятно, что их сильно тяготило. Да и учитывая амбиции Иззи…
– Александру предстоит стать королём, а Изабелле – его королевой. Так решено не ими и не мною, но так будет.
– Но… Александр не хочет быть королём, – напомнила я робко.
– Ему придётся смириться, – ответила Элеонора. – Как смирилась я, как смиряются многие.
– До шестнадцати лет мой братишка жил себе и горя не знал. Я уже учился – он ещё беззаботно резвился в детской. У него было всё лучшее, его все обожали, и ему не приходилось прикладывать к этому никаких усилий. Ему не надо было день за днём доказывать, что он достоин занять трон, что он станет хорошим королём. Он мог влюбиться в самую красивую девочку в свите нашей сестры и все только радовались их трогательным и нежным отношениям и прочили им сказочное «долго и счастливо». Он мог веселиться и охотиться с друзьями, танцевать ночами напролёт с Иззи, выбирать себе те занятия, что были ему по душе. До поры до времени он не знал слов «надо», «должен», «это твой долг, сын мой». Ему не приходилось скрывать свою силу ото всех, даже от собственной семьи, не приходилось жить в страхе и непонимании, что с этим делать. И я не желал брату подобной участи, но раз уж всё так сложилось, то пришла пора и ему подумать о ком-то, кроме себя и своей драгоценной Иззи, исполнить долг перед семьёй и страной, понять, что мир не вертится только вокруг него. Детство закончилось, беззаботные деньки давно прошли.