Герард говорил и каждое его слово, пропитанное старыми детскими обидами, недовольством и братской ревностью, открывало иную картину, набрасывало штрихами новый портрет принцев.
Зависть, ревность, обиды.
Оба получили от рождения столь многое и многого же лишились в одночасье.
– И Александр, по крайней мере, женится на любимой – неплохой утешительный приз, если подумать, – Герард передёрнул плечами, словно убеждая самого себя в правильности принятых решений, выбора, сделанного и за других тоже. – И я получил немало – свободу, новое имя, бессмертие. Леди-мать, вам достаточно сказать одно слово, и мы с удовольствием ускорим смену власти в Афаллии.
– Нет, мальчик мой, – качнула головой Элеонора. – Не сейчас. Ещё слишком рано, Александр не готов…
– Александр никогда не будет готов, – жёстко, резко перебил сын мать. – Поэтому я и здесь – должен же кто-то помогать молодому королю и следить за соблюдением наших интересов. Любопытно, какое у Александра будет лицо, когда он увидит чудесно воскресшего брата?
В этой партии действительно нет места для меня. Никому не нужная пешка, случайный прохожий, и впрямь попросту оказавшийся не в том месте и не в то время, ставший лишним свидетелем. Мне всё рассказали только по одной причине – от меня избавятся, хотя я пока и не представляла, как, не вызвав при этом подозрений у Шиана, Афаллии и всего континента.
И что будет с моей свитой? Их отошлют домой или тоже инсценируют череду несчастных смертей?
– Меня… убьют? – спросила едва слышно.
Королева наконец посмотрела на меня равнодушно, будто я рангом лишь чуть выше пустого места, будто я шелудивая, больная псина, прибившаяся к её двору, – да, жалко самую малость, но возиться не хочется, проще велеть слугам прогнать прочь или вовсе сразу прирезать.
– Это не мне решать, – промолвила Элеонора, и мне почудилась толика сожаления в пустом её голосе. – Но мой сын намерен предложить тебе сделку – твоё молчание, покорность и согласие в обмен на твою же жизнь, возможность провести её в богатстве и довольстве.
– С вашего, леди-мать, позволения, я хотел бы обсудить детали нашего соглашения с принцессой наедине, – Герард повернулся, открыл дверь в спальню и, отпустив моё запястье, приглашающе махнул рукой.
Я осторожно проскользнула в комнату, не сдержала дрожи, услышав стук закрывшейся двери, тихие шаги за спиной. Кольцо у Герарда, сияния больше нет – я проверила ещё утром, сидя в горячей ванне. Я не могла позвать на помощь – Элеонора всего лишь беседовала со мной, не нападала, не угрожала открыто, не оскорбляла. Что моё слово против слова королевы, кто поверит в мой рассказ, если я решусь повторить услышанное вслух? Кто во всей Афаллии защитит меня, кроме Мартена, Кадиима и четырёх шианских девушек? И одарена только Айянна, остальные не смогут постоять даже за себя. Рассчитывать в этом вопросе на Эллину нельзя – прежде всего она подданная афаллийской короны, обязанная подчиняться своей королеве. Жестоко вынуждать Эллину выбирать, подводить к настоящей государственной измене.
– Лайали…
В отражении в зеркале напротив себя замечаю – Герард приблизился ко мне, протянул было руку к моим волосам, но отдёрнул.
– Я хотел бы извиниться за… прошлую встречу. Я тебя напугал, хотя и не желал этого. Просто твой запах нахлынул так неожиданно, обрушился как удар и в результате я… вёл себя несдержанно и недопустимым образом. Прости.
Я слежу через зеркало за Герардом и не понимаю внезапных перемен – он отводит взгляд, говорит нерешительно и, кажется, смущается, словно самый обыкновенный мальчишка, впервые оставшийся наедине с понравившейся ему девочкой. Не уверена, искренен ли он – быть может, всё лишь понарошку, обман и притворство, – и потому настораживаюсь сильнее, будто потревоженный шорохом зверь.