Ревность.
Помоги мне Серебряная, я ревную Джеймса.
Глава 3
Ужин прошел ужасно.
Он полон раздражения, скованности с одной стороны и беззаботного, бесстыдного кокетства с другой. Изабелла сидела рядом с Джеймсом и щебетала без умолку, улыбалась, заглядывала в лицо собеседнику и слегка поводила плечиком, она расточала яркое очарование, броское, вычурное, словно афаллийская придворная мода, и изображала живейший интерес к тому, чем занимался мужчина, к каждому его слову и фразе, будто бы всю жизнь только и мечтала бороздить морскую гладь и разбираться в корабельных мачтах и оснастке. И я простила бы Изабелле, опытной придворной даме, вызывающее ее поведение, если бы Джеймс не поощрял ее. Если бы он не улыбался ей в ответ, не смотрел внимательно в ее широко распахнутые темные глаза, не беседовал с нею так, словно за столом больше никого нет, словно они ужинают лишь вдвоем, в неформальной, почти интимной обстановке. Я делала вид, будто не замечаю ни их взаимного флирта, ни неодобрительных взглядов сидящей подле меня Коры, я даже едва обращала внимание на прислуживающих за столом слуг, словно они для меня, подобно большинству хозяев, были пустым местом, элементом обстановки. Я заставляла себя есть, хотя кусок в горло не шел, подносила к губам бокал с вином, притворяясь, что пью, рассматривала пристально содержимое тарелки, лишь бы не поднимать взор на сидящую напротив пару. Я молила Серебряную, чтобы этот затянувшийся ужин поскорее закончился и я могла укрыться в тишине и покое своей спальни, а назавтра вернулся бы Мартен и все пошло, как прежде, как было в прошедшие эти годы. Я любила бы и ревновала лишь мужа, а Джеймс остался бы другом, близким, верным, надежным, но — только другом, и не более того.
И все же я осознавала с пугающей ясностью, что как прежде уже не будет.
Конечно, у Джеймса были женщины и очевидно, что не одна и не только в Верде, но раньше они всегда оставались для меня чем-то далеким, абстрактным. Женщины эти существовали где-то в другом мире, не касающемся меня, безымянные и безликие, подобно всем тем неизвестным мне людям, что населяют землю под этой луной. Я о них не думала, не представляла их и уж точно не видела в них угрозы, не желала вонзить вилку им в руку и устроить безобразный скандал, требуя немедленно оставить Джеймса в покое и не вести себя в моем доме хуже уличной шлюхи. Джеймс неизменно возвращался к нам, в наш дом, неизменно держался рядом, не выказывая при том никаких иных чувств, кроме дружеских. И я сама не думала о нем иначе, чем о друге семьи.
Когда это изменилось? Сегодня утром, когда Кора сказала, что Джеймс намерен жениться? Сейчас, когда я вижу его с Изабеллой? Или все началось с моих снов, где я отдаюсь другому мужчине?
Или так было всегда, просто ускользало от моего понимания, пряталось на краю разума, не желавшего признавать порочные чувства? Мартен мой суженый, мы предназначены друг другу самой Серебряной богиней, но кем был Джеймс Дарро? Случайным человеком? Привлекательным мужчиной, ведь не столь уж и много мужчин я видела тогда в своей жизни, воспитанная в уединении и строгости шианская принцесса? Даже лишь думать об этом стыдно и к ревности, злости примешивалось чувство вины перед Мартеном.
Говорила мужу, что люблю его больше жизни, что Мартен бесконечно дорог мне, обещала верить всегда, а сама пусть и крохотной, неосознанной частью себя, но тянулась к другому. Пусть и в мыслях, во снах, но была неверна.
Ужин подошел к концу и, вопреки обыкновению, Джеймс не остался на чай и беседы в гостиной, а я не стала расспрашивать о причинах. По укоренившейся за столько лет привычке проводила мужчину до входной двери, не зная, что еще сказать, кроме обычных пустых слов прощания.
— Лайали, — Джеймс принял у слуги свою шляпу, подождал, пока тот уйдет, оставив нас вдвоем в тишине прихожей, — тебе следует быть осторожнее и внимательнее с леди Эстес, или как там она предпочитает себя называть.
— Что ты имеешь в виду? — я, наверное, впервые за весь вечер, позволила себе посмотреть на Джеймса прямо, без попытки сразу отвернуться или отвлечься на что-то незначительное, несущественное.