Запах, усиленный зельем.
Время, проведенное моим мужем вдали от дома и жены.
Идеальное сочетание, безупречный приворот, важно лишь правильно рассчитать долю каждого ингредиента.
— Знаю, ты говорил, что не хочешь торопиться, но все же сделал предложение именно сейчас, а не раньше или позже…
— Лайали, — Джеймс коснулся моей щеки, подбородка, заставляя поднять к нему лицо, посмотреть в глаза, кажущиеся черными, бездонными, — я сделал предложение сейчас потому, что понял — продолжу выжидать удобного момента, промедлю еще немного, и потеряю тебя, возможно, навсегда. Я не умею и никогда не умел выражаться изысканно и возвышенно, как принято при королевских дворах. Я не силен в одах и напрочь лишен поэтического дара…
— Вовсе нет, — я попыталась возразить, напомнить о его удивительных, полных волшебства и очарования рассказах о путешествиях и виденных им диковинах, но мужчина покачал головой.
— Пожалуйста, Лайали, дай сказать и мне. Впервые я увидел тебя, спящую, на руках Мартена, когда он поднялся на борт «Призрака», прижимая тебя к себе, словно величайшую в мире драгоценность. Ты казалась такой хрупкой, беззащитной, укутанная в подбитый мехом плащ, слишком большой для тебя. И смотрела с таким вызовом, когда я позже спустился в каюту представиться. Не стану уверять, что полюбил тебя тогда, с первого взгляда. Ты просто была рядом, красивая, загадочная, недосягаемая. Чужая жена, к которой влекло с каждым днем все сильнее, несмотря на супруга, мою давнюю дружбу с Мартеном, твою беременность, а потом и рождение сына. Всегда рядом, счастливая, улыбающаяся мне беззаботно, принимающая меня вопреки всему. И я поклялся сам себе, что тоже буду рядом с тобой. Всегда, пусть бы и в качестве друга семьи, человека, на которого ты сможешь опереться и в радости, и в час нужды, — Джеймс вдруг усмехнулся невесело, с оттенком легкой горечи. — Пока однажды не понял, что мне мало всего лишь быть рядом, не обнимая тебя, не прикасаясь сверх допустимого, не заявляя на тебя свои права. Тогда я рассказал обо всем Мартену. Как выяснилось впоследствии, все вокруг все или знали, или подозревали. Кроме тебя. Я долго полагал, что ты тоже догадываешься, и то, как ты ко мне относилась, давало определенную надежду, но…
Я медленно поднялась, встала перед Джеймсом. Его рука по-прежнему касалась моего лица, подушечка большого пальца обвела контур губ.
Я знала. Чувствовала, но не позволяла себе в том признаться. С легкостью отдавалась во снах мужчине — теперь я уверена, что то был Джеймс, не кто-то посторонний, чужой мне, — однако полагала сны эти лишь игрой сердца и разума, тоскующими в разлуке с любимым, не видела в них послания Серебряной. Наслаждалась обществом Джеймса, радовалась его визитам, не допуская мысли, что он может желать большего. Что большего могу желать я.