«Здравствуй, Лайали, принцесса Шиана.
Скажу сразу — твое письмо я получил сразу и был рад увидеть строки, написанные твоей рукой, само послание от тебя. Безусловно, мне известно, как ты живешь. Я не слежу за тобой, нет, скорее иногда… узнаю, как у тебя дела. Кстати, поздравляю с приобретением второго супруга. Знаю, фраза звучит коряво, но я испортил не один лист бумаги, прежде чем остановился на этом варианте как наиболее приемлемом на мой пристрастный взгляд. Сейчас, спустя более трех лет, я могу заявить откровенно — да, я завидую твоему мужу. Обоим твоим мужьям. У них есть ты, а у тебя они и, надеюсь, оба искренне тебя любят, оберегают и заботятся о тебе как должно.
Не могу сказать, что своеволие и дерзость Изабеллы, ее поступки, давно покинувшие допустимые рамки, стали для меня сюрпризом. Ее моральный облик далек от идеала, поведение хуже уличной шлюхи, а язычок острее и ядовитее клыков ламии. Мне жаль, что она тебя побеспокоила и что тебе пришлось терпеть ее выходки, без коих она не может так же, как плохая актриса — без фальшивого надрыва в каждой реплике. К моему сожалению, Иззи еще нужна братству, иначе быть бы братцу уже вдовцом.
Айянна… погибла около десяти дней назад. Предположительно, на нее напали, когда она вечером возвращалась домой, забрали все ценное и убили. Я искал напавших, действительно искал, но не нашел ни тех, кто мог это сделать, ни возможных свидетелей, ни даже следов. У меня есть некоторые догадки на сей счет и радуют они мало, однако пока я сомневаюсь, что рискну озвучить их во всеуслышание. Мне жаль, Лайали. Догадываюсь, что наговорила тебе Иззи. Уверяю, все было иначе. Ты была интересна, если не сама по себе, то как экзотический цветок востока, скрытый от чужих глаз в уединении зимнего сада, но ты была невестой наследника и едва ли кто-то осмелился бы прикоснуться к тебе даже кончиком мизинца. Кроме разве что твоего мужа-оборотня да моего брата, и меня, разумеется. Однако твои дамы — дело другое. Они привлекали многих и подчас с намерениями, далекими от истинно благородных. Айянна редко и неохотно говорила о том, что произошло тогда, что, впрочем, не помешало мне узнать правду самому, благо что виновник ее бед оказался треплив сверх меры, даже настаивать не пришлось. И Айянне, и другим твоим дамам делали предложения определенного рода, уж не знаю, на что эти «кавалеры» рассчитывали… или слишком привыкли к развязным девицам афаллийского двора? Твои дамы, естественно, отказывались, и тогда один лорд пошел дальше. Он подмешал твоей подруге одурманивающее зелье в питье и… думаю, ты понимаешь, что было потом. Айянна забеременела. Она узнала о своем положении уже после твоего бегства и отъезда соотечественников, но осталась прежде всего потому, что сочла себя опозоренной и оттого недостойной возвращения домой. Говорила, что предала все, во что верила, опорочила себя, честь своей семьи и милость вашей богини и поэтому ей не остается ничего другого, кроме как принять последствия и не запятнать доброе имя своей семьи собственным возвращением в качестве порченого товара. Айянна тайно сбежала из дворца, несколько месяцев скиталась по бедным кварталам Салины и родила раньше срока девочку, которую, по ее словам, бросила в приюте. Я пытался разыскать ребенка, однако не преуспел и в этом, что до Айянны, то она отказывалась и говорить о дочери, и сообщать, где именно ее оставила. Боги свели меня с самой Айянной в начале прошлого года, в довольно-таки сомнительном месте, где она работала. Что бы ни наболтала тебе Иззи, твоя подруга не была шлюхой, она выживала как умела. Я узнал ее и, хотя Айянна возражала, забрал к себе. Да, она была моей любовницей, тут я не стану отрицать очевидное, и я старался заботиться о ней. Я много раз предлагал ей уехать из Афаллии, я мог и вернуть ее в Шиан, и перевезти фактически в любое королевство по эту сторону Восточных гор, где она стала бы жить в довольствие и достатке, занимаясь всем, чем ни пожелала бы. Она всегда отказывалась. Не знаю, что так держало ее в Афаллии, и не исключаю, что дело было в ее дочери. Тогда почему она не позволила мне заботиться и о ребенке? Дирг побери, ответа на этот вопрос я не узнаю никогда, хотя он и будет мучить меня еще долго. Как и понимание, что я мог сделать для Айянны больше, мог настоять в некоторых вопросах, особенно касающихся ее дочери и переезда. Мог. Но не сделал. И это останется со мной навсегда.
Прости за все, Лайали. Не вини себя за то, что произошло с Айянной. Это только моя вина. Желаю тебе счастья, и пусть твоя богиня будет милостива к тебе и твоей семье.
Герард».
Письмо я не показала никому и, перечитав еще дважды, сожгла. Герард не прав — это и моя вина тоже. Я отвечала за вверенных под мое покровительство девушек и не смогла позаботиться о них должным образом. Я не уберегла лучшую подругу, не досмотрела, не помогла. Я потеряла навсегда и Айянну, и Кадиима, артефакт, похоже, исчез, затерялся на улицах Салины, а то и на просторах Афаллии. И хуже того, где-то в другой стране осталась дочь Айянны, если девочка, конечно, еще жива, будущая земная сестра Серебряной, сирота, обреченная на жалкое существование, малышка, которая никогда не узнает ни тепла матери, ни опеки отца, ни заботы любящей семьи, ни защиты храма богини. Я могла бы снова обратиться к Герарду, могла бы попросить Мартена и Джеймса помочь в ее поисках, но даже я, далекая от бедной жизни, от истинных представлений о сиротских приютах и трущобах, понимала, сколь ничтожны шансы разыскать безымянную, безвестную девочку двух с половиной лет в огромном городе. Единственное, на что мне остается надеяться, что хоть на каплю примиряет меня с несправедливостью произошедшего — Айянна никогда не бросила бы свою дочь, даже зачатую от злого, нечестивого человека, в приюте. Подруга не могла, просто не могла так поступить, она должна была оставить дочь там, где о ней бы позаботились как должно, Айянна не обрекла бы свою плоть и кровь на убогую жизнь в нищете, не подкинула бы одаренную милостью Серебряной на чужой порог и не забыла бы о ней в тот же час. Даже если бы Айянне пришлось так поступить, то потом, когда она стала любовницей проклятого, когда положение ее несколько улучшилось, она бы обязательно вернулась за дочерью, тем паче, Герард готов был заботиться о ее ребенке.