– Никто не заглянет к нам в дом без моего на то разрешения, – бахвалился родитель.
Я пострадала из-за его гордыни…
Жаль…
Мне всегда нравились холмы Озёрного Края – так Ирландию называли раньше очень и очень часто…
Холмы изумительны!
Озёра неприглядны…
Холмы вечны!
Озёра переменчивы…
Холмы – дворцы истинно Великих!
Озёра – прибежища самых Ничтожных…
Великие…
Зачем одному из них понадобилась я?
Мне так и не удалось это выяснить…
Ухмылка выползла на мои губы: такое осторожно-трепетное отношение вызывало приятную симпатию!
Полная луна, то и дело прятавшаяся за тучами, достигла высшей точки своего ночного пути.
Ведьмы «оседлали» мётлы.
Друиды[33] зажгли костры.
Рыцари ши[34] встали на Тропу Звезд.
А меня заставило открыть глаза неясное беспокойство.
Я лежала и глядела на темноту…
В громадном доме – как тогда мне казалось…
Одна.
Моя колыбель висела напротив очага…
Но давно погасли угли посреди щербатых булыжников…
Мне не хотелось ничего: ни пить, ни есть, ни… совершать противоположное…
Папа и мама спали, обнявшись, успокоенные тишиной, сменившей долгие вопли.
Сестра, с самого рождения плохо себя чувствовавшая, посапывала между ними.
Тихий шорох разорвал повисшую в воздухе тревогу.
Я его не испугалась!
Наоборот – испытала облегчение…
Для меня он стал чем-то вроде первого солнечного луча на заре: поразительным событием.
Кто-то высунулся из дымохода, повисел немного, озираясь, и мягко спрыгнул на пол.
Незнакомец был целиком в лохмотьях из сажи.
Другой одежды ему не требовалось…
Худой, рыжеволосый и… очаровательный!
Даже теперь я не могу подобрать слов, чтобы описать насколько… Но хочу, чтобы волшебный облик его не истлел в моей памяти никогда!
Я улыбнулась…
И стала лёгкой добычей!
Железное кольцо, надетое мамой на запястье, не оберегло меня…
Старые отцовские штаны, служившие покрывальцем, тоже[35]…
Я представил, как те пахли, и брезгливо поморщился…
А затем, надеясь отвлечься, продолжил чтение…
Мы улыбались друг другу…
Улыбались, пока он вынимал меня из колыбели…
Улыбались, пока карабкался по трубе…
Улыбались, пока, разбрасывая заиндевевшую солому, скользил с крыши.
Улыбались, когда незнакомец торжественно вручал меня женщине с лазоревыми глазами, что правила, будто лошадью, целой кавалькадой, застывшей у нашего дома.
– Мой прими дар, Великая Мэб! – раболепно молвил он, склоняясь низком в поклоне.
– Зачем это человеческое отродье принёс ты, Пак? – напевно спросила женщина.
И моё сердечко сладко сжалось: её голос был нежнее материнского – я тогда не поняла ни слова, но всё запомнила.
– Обязанность шута развлекать тебя, королева, – изрёк укравший меня красавчик и незаметно исчез, как лепрекон[36].
Мне захотелось разрыдаться…
Я впервые испытала отчаяние.
Но, взглянув на Мэб, сразу успокоилась.
Даже зажмурилась радостно!
Кавалькада тронулась по мановению её брови.
Медленно потекла через селение.
Всадники лишь изредка понукали скакунов.
Те ступали грациозно… степенно…
А Джек, прикрывая от ветра фонарь, следовал за ними…
С этих слов я не отрывал взгляда от листа…
Королева отпустила поводья.
Тихо смеясь, она перекидывала с ладони на ладонь свою ношу – меня.
Я не рыдала от ужаса, а довольно повизгивала.
Если бы мне тогда услышать её мысли…
Когда она подбросила меня, чтобы поймать обеими руками, я увидела жрецов в чёрных балахонах, которые толпой шли навстречу кавалькаде, освещая дорогу факелами.
Королева играла мной, точно клубком, пока друиды не оказались рядом с ней, а затем вдруг резко повернула голову – люди шарахнулись в стороны.
– Идёте славить Самайна, смертные? – надменно спросила Мэб.
Ей ответил солидный седовласый старец, не испугавшийся её.
– Да, – кивнул он, словно не заметил оскорбления. – Мы идём возжечь Пламя Жизни, дабы насытился Чёрный бог и пощадил нас грядущей зимой.
Королева звонко расхохоталась.
– Идите, мужчины племени людского – надейтесь, что останетесь целы… Вот, лови, – она швырнула меня друиду.
Ещё в полёте я заплакала.