– А это… – успел сказать рыжеволосый.
– …Ники, – закончил я.
Потому что узнал…
Её блузка была безупречно белой, а брюки – черными…
Противоположности моего серого худи[15], выцветшего от дорожной пыли…
Мы не виделись три года…
С события, ранившего нас обоих…
Какого – я не помнил…
Но мне пришлось скрываться…
Лишь вчера я вернулся в Нью-Йорк…
И снова встретил её!
– Вот девушка, страхом объятая, которая кормит кошку лохматую, которая задушит крысу мохнатую, которая солод грызет очень быстро, тот самым солод, который хранится в доме, который построит Джек, – пробормотал старик.
– ТОД, – вымолвила Ники с невыразимой нежностью, хотя могла бы назвать меня «Тварь с чердака».
– Тот самый мужчина помятый, который поцелует девушку, страхом объятую, – подначил рыжеволосый.
– Эй, – воскликнула Ники, смущённо розовея.
– А он с нами? – спросил я, кивая на старика, чтобы не выдать своих эмоций.
– Увы, – рыжеволосый покачал головой. – Оуэн сам по себе.
Карлик проигнорировал это замечание, явно не желая бессмысленно тратить время на спор, и запел свою песню снова:
Вот дом, который построил Джек.
А вот солод, который хранится в доме, который построил Джек.
А вот крыса, та самая крыса, которая солод грызет очень быстро, тот солод, что в доме хранится, в доме, который построил Джек.
А вот кошка, которая крысу придушит немножко, ту крысу, что солод грызет очень быстро, солод, который в доме хранится, в доме, который построил Джек.
А вот пёс лохматый, который кошку погонит косматую, которая крысу придушит мохнатую, которая солод грызет очень быстро, тот солод, что в доме хранится, в доме, который построил Джек.
А вот девушка, страхом объятая, которая пса будет гладить лохматого, который кошку погонит косматую, которая крысу придушит мохнатую, которая солод грызет очень быстро, тот солод, что в доме хранится, в доме, который построил Джек.
А вот и мужчина помятый – он поцелует девушку, страхом объятую, которая пса будет гладить лохматого, который кошку погонит косматую, которая крысу придушит мохнатую, которая солод грызет очень быстро, тот солод, что в доме хранится, в доме, который построил Джек.
– И того лишь пять, – подвёл итог я, переставая его слушать.
Старик ещё долго пел…
– Да, всего лишь пять, если солод не считать, – скорбно, при этом в рифму, возможно, наигранно вздохнула Джил, поправляя безупречную причёску.
– Нет, целых пять, – возразил Крис.
Желал я того, или нет, а прозвище у него было…
И данное мной теперь не подходило: вокруг меня собрались рыжеволосые…
Пряди на плече Ники, коим она прижалась ко мне, отливали золотом, а вихры Джека: почти каждый, были серебряными – он выглядел более старым, чем Оуэн… или Как-его-там?.. На фоне их я чересчур выделялся чернотой и глазами цвета тёмной бронзы, покрытой мерцающей патиной.
– И достаточно пятерых? – мне пришлось задать этот вопрос, чтобы выдавить из себя беспокойство, которое разлилось по моим жилам.
– Вполне… для решения нашей проблемы, – Крис хитро прищурился.
Ему явно хотелось рассказать, но будто ждал вопроса.
– Какой же? – осведомилась Джил без интереса.
Ники из-за скромности и слова не сказала.
Джек же оставался безучастным.
– Наша проблема – гоблины, – сообщил всем Крис.
И улыбнулся так, что мне захотелось его ударить… от испуга.
– Кто? – хозяин паба обернулся, не веря своим ушам, большим… круглым… с дряблыми мочками.
– Красношапы.
– Из сказки? – поинтересовалась Джил.
– Не красная шапочка, – догадливо проронила Ники.
– Из сказки… другой – страшной, – буркнул старик.
– Кто это? – мне пришлось повторить первый вопрос иначе, поскольку Крис, несомненно, был уверен, что за столом все поняли, о ком речь.