- Ты чего, успокойся, - только и успел произнести подросток и в это время птица плюнула, попав мальчугану чем-то едким и жидким прямо в расцарапанную переносицу.
- Ай! – Мак выронил птицу от неожиданности и принялся оттирать непонятную жижу с лица, но только больше ее размазал, попадая во все новые царапины. Лицо жгло, кожа горела, надо было бежать к ручью, отмываться.
Мак подхватил дохлую птицу, признаков жизни она больше не подавала, решив занести ее деду, тот любил собирать всякий техномагический мусор по окрестностям. Трезорка вроде успокоился, хотя продолжал ворчать. Пацан махнул ему рукой, мол продолжай нести службу и побежал вниз по склону. В голове все еще шумело, но передвигаться это не мешало, а помыть лицо хотелось все сильнее. Бросив ворона на берегу, Мак бухнулся на колени прямо перед ручьем и, зачерпывая холодную прозрачную воду, принялся с наслаждением тереть лицо, стараясь смыть жгучую боль. Вода помогла, кожа перестала зудеть и чесаться, неприятные ощущения утихли и стали совсем незаметны, только царапины саднили, да наливающийся вокруг глаз и носа синяк на поллица начал пульсировать толчками, сначала набегал жар, потом неприятная, но терпимая боль, потом отпускало на минуту и начиналось сначала. Слезы сами собой выжимались из глаз, но тут уже Мак ничего не мог сделать, требовалась помощь опытного медика.
«К матери в таком виде нельзя, надо к деду идти», - решил подросток, догадываясь, что именно скажет ему мама, когда увидит в таком виде, да еще и с дохлой птицей в руках. А дед жил рядом с мостом, на окраине, в домике с башенкой, заканчивающейся полукруглым куполом. Давным давно дедушка приехал в эту горную деревеньку на посевные работы, и ему так тут понравилось, что через пару лет он вернулся, да так здесь и остался. Промышлял знахарством, бродил по округе, собирал камни, корешки, ржавое железо, оставшееся после старых войн. Вот к деду Мак и побежал, не к кузнецу же идти, тот только зубы лечил, одним, только ему доступным способом, дергал быстро.
- Дед, деда! – позвал мальчуган, заходя в дом.
- Что, что? Уже вечер? – старик любил подремать после утренней рюмочки, иногда даже пропускал обед, но вечером неизменно поднимался на свою башенку, замерял силу и направление ветра, и еще что-то, бормоча непонятные Маку слова и записывая все в толстую тетрадь. Мак считал, что это магия воздуха, только было непонятно, зачем дед отправлял свои тетрадки в столицу проезжавшими иногда почтовыми пародилижансами. Неужели столичным магам так были нужны эти каракули?
- Так, кто здесь? Мак, ты что ли? Святая Маа, что у тебя с лицом? – сухонький старик с большим горбатым носом, типичный маг, как считал пацан, только тщательно скрывавший свои способности, уставился на подростка.
- У меня вот! Упала прямо на меня! – Мак вытянул вперед дохлую ворону.
- О! Да неужели! – дед засуетился, цапанул со стола, заваленного бумагами и разными приборами, большую оправу и нацепил ее на голову, сразу превращаясь в гномика-часовых дел мастера с огромной линзой на одном глазу и выдвижным окуляром на другом.
Он схватил ворона и распластал его на столе, безжалостно смахнув на пол часть мешавших бумаг.
- Имперский лазутчик! Давненько я таких не видел! – старик засуетился вокруг птицы, расправляя ее крылья и засовывая какие-то палки с намотанной ватой в клюв.
- Деда! – Мак даже обиделся, дедушка совершенно перестал обращать на него внимание и, казалось, тут же забыл о ранах на лице парня. – У меня как бы это… кровь идет и болит все!
- А? Что, сильно болит? – гномик-часовщик отвлекся от предмета своих исследований и тут же преобразился в заботливого дедушку. – Так, стой смирно, сейчас мы все отремонтируем!