Ее длинный, почти как хобот нос отличался прекрасным обонянием. Вот он принюхался, и метелка камыша стала подниматься, как шлагбаум при отходе поезда, что означало: выдающийся нос вместе с его обладательницей отступает назад.
Тут уже Лутра не вытерпел и одним рывком подался вперед. Но, почуяв его, землеройка прыгнула вниз головой в сплетение прибрежных трав и вползла во вход своей квартиры, прежде чем враг успел ее схватить. В спокойной чистой воде у землеройки, отличной пловчихи и ныряльщицы, не было бы никаких шансов спастись, но среди кочек, тины и обломков камыша преимущество оказалось на ее стороне. Это ее дом, тут она подстерегает водяных жучков, лягушат, рачков, улиток, мелких рыбешек, вокруг них поднимает тину и, как говорится, ловит рыбку в мутной воде. Но не будем ставить ей это в вину: все обитатели вод предпочитают ловить рыбку в мутной воде. Лишь в мутной воде есть жизнь и пища, а в прозрачной нет почти никакой жизни, к тому же она обычно холодная. Согревшаяся вода мутна не только весной, когда паводок приносит ил и пищу, но и в другое время, когда миллиарды малюсеньких животных, не видимых невооруженным глазом, окрашивают ее в коричневый, желтый, зеленый, синий и даже красный цвет. Для «мирных» рыб, и в первую очередь для карпов, эти малюсенькие организмы — главная еда.
Но расстанемся ненадолго с землеройкой, которая в своем надежном доме теперь, наверно, оповещает членов семьи о пережитой опасности. Она, конечно, не говорит, что встреча эта могла стать роковой, не поднимает шума, как люди, и лишь из ее поведения следует:
—Лутра чуть не поймал меня, сидите тут, не выходите. Детеныши и не выйдут, ведь в каждом движении матери предупреждение о внешней опасности.
Раздосадованный неудачей, Лутра плыл с необыкновенной быстротой и уже почти достиг границы своего охотничьего угодья, в которые не допускал других выдр, как вдруг остановился, и холодок ярости пробежал по его спине: какая-то выдра, сидя на берегу, ела рыбу.
Лутра привык, что, когда он охотился, другие выдры тотчас же сворачивали с его пути. Если охотились, то прекращали охоту, если ели что-нибудь, то бросали недоеденный кусок, если искали нору, то сразу соображали, что надо убираться подальше. А эта продолжала как ни в чем не бывало есть, хотя прекрасно видела Лутру и знала, что тот ее тоже видит. Лутра забыл о голоде и даже об охоте, — ведь встреча эта предвещала приключение и охоту иного рода. Жажда схватки у него остыла, и он направился к берегу скорей из любопытства. Чувствовал он примерно то же, что хозяин сада, увидевший в своих надежно охраняемых владениях незнакомую хорошенькую девушку, которая преспокойно собирает клубнику или ест персик.
—Простите, пожалуйста, — оказал бы хозяин, — как вы сюда попали?
Возглас его прозвучал бы совсем иначе, если бы он обнаружил там чужого мужчину.
—Хулиган, убирайся отсюда! — закричал бы он, а возможно, схватив за шиворот, тотчас выставил бы его вон.
Но сидевшая на берегу и изящно закусывающая рыбой незнакомка была самочка и к тому же, на взгляд выдр, недурна собой. Держа в обеих лапах щуку, она с аппетитом объедала ее мясистую спинку.
Лутра двинулся к ней, но в его движениях не было ни угрозы, ни дружелюбия. Самочка перевернула рыбу, словно желая убедиться, что мясо возле хвоста у нее такое же вкусное, как у головы. Но когда устрашающе огромный Лутра вылез на берег, гостья положила добычу на землю, и взгляд ее сказал:
—Ну и хорош! Впервые вижу такого красавца!
И она отползла на несколько метров и присела на корточки, словно признавая: все, что произойдет, в порядке вещей. А Лутра, не торопясь, веял щуку и принялся жадно ее уничтожать. И какой вкусной она оказалась! Голод прошел, и все вокруг словно преобразилось.
Лутра посмотрел на маленькую выдру.
—Славно! — говорил его взгляд, но в нем не было ни благодарности за еду, ни вопроса, что делает гостья в его охотничьих угодьях.
А маленькую выдру его поведение ничуть не удивило: она была готова к тому, что добычу у нее отберут.
Щука бесследно исчезала, от нее осталась только голова, разбросанная чешуя и несколько больших костей. Лутра обливал уголки пасти и шерсть вокруг, потом, подойдя к самочке, обнюхал ее. Та, слегка вздрагивая, не противилась, а затем с игривым испугом отпрянула назад. Лутра не пошел к ней. Оглядев раскиданные остатки рыбы и посмотрев на воду, он направился к реке. Гостья последовала за ним, ведь все его движения кратко и ясно говорили: