Молчание.
Потом глубокий вздох.
— Ушла?
— Дурачок, разве не видишь? Ушла и утащила всю лесу. А успел бы ты отвязать веревку, она поволокла бы за собой лодку.
— Дядя Дюла, очень уж вы туго затянули веревку, а колышек я не смог выдернуть.
Опять долгое молчание. Лутра успокоился, и потом уже только привычные шумы доносила до него река: громкий плеск воды, подъем и опускание подсачка с рыбой и, когда стало смеркаться, — удаляющийся скрип уключин.
В тот вечер Лутра поздней обычного выполз в подводный туннель, — ведь человека надо остерегаться. Под водой переплыл реку и у противоположного берега на миг вынырнул и огляделся. Вокруг пусто, ни подозрительных запахов, ни звуков. Убедившись в этом, он отправился на охоту.
Это происходило еще летом. Теперь подобный шум уже не тревожит большую выдру. Вода принесла запах скисшей конопли, и он напомнил Лутре рыб, которых он ловил в мочиле. Он не задумывался над тем, отчего там такие «кроткие» рыбы; откуда было ему знать, что замоченная конопля их одурманивает. Но он и не больно любил эту полудохлую беспомощную добычу. Никакой борьбы, спорта, игры.
Выдра, разумеется, понятия не имела о том, что такое спорт, борьба, игра. Но эти занятия доставляли ей огромное удовольствие, заполняли всю жизнь, и чемпиону мира по плаванию на стометровой дистанции она могла дать шестьдесят метров фору.
Лутра, конечно, не способен был думать, предаваться воспоминаниям, как люди, но что-то запечатлевалось в его памяти, и повторяющиеся обстоятельства внушали ему уверенность или побуждали к осторожности. Запах затхлой конопли напоминал ему об одурманенных рыбах, а натыкаясь под водой на вершу, он осторожно ее обходил, ведь верша сулила опасность, неволю и, в конечном счете, гибель.
Как-то раз, еще давно, погнавшись за карпом, Лутра врезался в вершу; туда был путь, а обратно нет. Он схватил карпа, хотел вынести его на берег, но всюду натыкался на сетчатую стенку. В чем дело? Онметался из стороны в сторону, сетка не пускала, а в легких уже иссякал воздух; Лутра, большой Лутра стал задыхаться. Теперь ему было не до карпа, лишь бы выжить. Бросив рыбу, он дергал, рвал, грыз сетку, пока не выбрался на поверхность, — иначе еще минута, и он бы погиб. Выдра может долго находиться под водой, но если время от времени не набирает в легкие воздух, то, конечно, задыхается.
С тех пор Лутра осторожно проплывает возле верши и боится даже прикоснуться к ней, хотя и не знает, что это такое. Там часто плещутся рыбы — заманчивая добыча, — которым уже не спастись, однако он обходит вершу стороной, что-то предупреждает его об опасности.
В норе уже царил полумрак. На старом тополе каркали вороны; Лутра, потянувшись, сел и прислушался. По берегу шли люди. Топот приближался.
Тогда он пошире раскрыл глаза и стал смотреть в окошко туннеля, где тени сначала колыхались, а потом замерли. Стук шагов стих над самой норой.
— Она, верно, где-то здесь, черт ее задави! Какой же ты, Миклош, охотник, если не можешь ее поймать?
— Здесь ее нет, — отозвался другой голос. — Я обошел весь берег, нет даже следа выдровой норы.
— Ну, коли ты ищешь нору…
—Да, нору. Под берегом ей не спрятаться, там нет подходящей норы. Иногда выдры живут в дуплах; конечно, не на верхушках деревьев; на худой конец спят в стогах сена.
— Не поискать ли тебе ее на колокольне?
— Не болтай чепухи, — топнул ногой егерь. — Давай говорить серьезно или помолчим.
— Я говорю серьезно. Поэтому и упомянул о колокольне. Может, выдры и часы выправляют.
— Ну, с тобой совсем разговаривать нельзя.
— Почему же нельзя? Покойный старик Салаи каждый год продавал по несколько выдровых шкурок, а ты не добыл ни одной. И ружьем не застрелил, и в капкан не поймал.
— Я пять хорьков поймал и убил восемь лисиц. Чего тебе от меня надо?
— Поймай выдру! Я рыбак, что мне за дело до лисы и хорька? Меня зло берет, когда я нахожу тут убитого карпа, там сома. Эта свинья не съедает их, убьет, откусит немного и бросит. Ты же не будешь отрицать, что выдра губит рыбу ?
— Конечно! — раздраженно ответил егерь. — Здесь где-то она, наверно, — и он сердито топнул ногой в нескольких метрах над Лутрой. — Но мы имеем дело с какой-то старой стервой, хитрой шельмой, которую только случай может дать нам в руки.
Поглядывая наверх, Лутра чесался, хотя блох у него но было.
Ему не нравился этот топот и слишком близкие человеческие голоса.
Рыбак скрутил цигарку и сунул кисет егерю.
— Закуривай, Миклош. Леший побери твою выдру!
— Если бы она была моя!
— Мельник говорит, она таскает у него гусей. Средь бела дня одного уволокла.
— Ничего подобного. Я сам видел. Гуся утащил сом. Видно, огромный сом, ведь когда гусь пропал, вода сразу поднялась, точно затонула телега.