—Рыжуха! — вне себя закричал он. — Рыжуха, скорей ко мне!
Сняв перчатки, он засунул в рот два пальца и свистнул пронзительно, как терпящий крушение паровоз.
Вскинув голову, собака заискала взором среди сосен на горном склоне хозяина. Дрожь пробегала по ее спине, — ведь в его голосе прозвучал страх, чуть ли не просьба о помощи, и резкий свист повелительно разнесся по долине.
Когда, отступив назад, она увидела Ферко, то без раздумья покинула соблазнительную, сулившую гибель приманку и помчалась к своему могущественному другу, попавшему в беду.
— Я бегу, бегу, — раздавался звонкий собачий лай.
— Я бегу!
А Ферко несся вниз напрямик, не обращая внимания на опасные препятствия, пока, наконец, не врезался в кусты можжевельника и, раскинув руки и ноги, не скатился из зарослей к мчавшейся ему навстречу Рыжухе.
При виде съезжающего с горы на животе главного бога Рыжуха сначала испуганно отпрыгнула в сторону, а потом обрадованно лизнула его в лицо; он и не противился, только растроганно смотрел на собаку, выражавшую бурную радость.
—Ох, Рыжуха, как же ты меня напугала! Какой я осел, негодяй последний, оставил там заряженные капканы. Рыжуха, не знаю, как бы я это пережил! — воскликнул он, прижимая к себе собаку, которая ничего не понимала, но чувствовала, как излучаемая человеком любовь проникает ей прямо в сердце.
Уже приближался полдень, и на отдельных участках с солнечной стороны стал подтаивать снег.
Ферко готовился к очередной ночной слежке. Достал полевой бинокль, собрал теплую одежду.
Собака и ворон наблюдали за его сборами. Последнее время Рыжуха была неразлучна с Ферко, и Мишка чувствовал себя несколько заброшенным. Но собака не оставляла без внимания своего старого приятеля и без всякой ревности выплясывала вокруг него, когда он, прыгая со ступеньки на ступеньку, взбирался по крутой лестнице.
Ферко попалось под руку блестящее кольцо, и он показал его ворону.
—Мишка, это для твоей коллекции.
Глаза у ворона засверкали, но он сделал вид, будто кольцо его совершенно не интересует. Этот человек столько раз его обкрадывал, что он не верил в его щедрости.
—Возьми, глупый, тебе даю.
После долгого раздумья ворон взял в клюв никелированное кольцо, и только Ферко отвернулся, как он выскользнул из комнаты, но вскоре вернулся, — из чего можно было догадаться, что он спрятал новое сокровище в какой-то временный тайник.
Ферко, зевая, смотрел на Рыжуху, которая моргала, словно говоря:
—Неплохо бы посидеть дома.
Надо признаться, что двумя нашими охотниками двигало лишь чувство долга, а не охотничья страсть. Мысль о ночном холоде, пронизывающем руки и ноги, не веселила Ферко, и он нехотя поплелся к двери.
—Выходи, Мишка, я запру дверь. Расшиби молнией эту выдру, где бы она сейчас ни была!
Пожелание Ферко исполниться не могло, — ведь нет на свете такой молнии, которая способна была бы поразить Лутру в его норе. Но и Лутра был настроен не очень весело. Он лежал посапывая, всматриваясь в хмурую темень норы, каждым волоском ощущая надвигающуюся в природе перемену. Его инстинкты и чувства дремали, сосредоточенные на том, что происходило поблизости, вплоть до тех пор, пока в желудке не заговорил голод.
Тогда он выполз из норы.
Все вокруг было сонное, расплывчатое, невыразительное, выжидающее.
Все, но только не форели! Лутра со все возрастающей яростью спустился уже в третий порог, но едва только он шевелился, как что-то блистало в безжизненной воде, но тут же вновь пропадало.
Не останавливаясь, он проплыл по маленьким озеркам, держась прибрежной тени, и даже Рыжуха его не приметила, — ведь лишь нос торчал у него из воды, а этот удивительный нос уловил крепкий рыбий дух, и тогда голод заплясал у выдры в желудке.
—Нельзя! — восстал здоровый инстинкт: ведь обрывки ленты еще болтались на проволоке, правда, вяло, бессмысленно ожидая чего-то, как все в этот вечер.
В этот раз Лутра спустился по реке ниже, чем обычно, но так ничего и не поймал. Вся добыча словно заранее спряталась от него, даже до преследования ее дело не дошло. Наконец он повернул обратно и, проблуждав еще некоторое время, поймал кефаль, но у нее только плавники большие, а сама она маленькая. Проглотив ее на ходу, Лутра почувствовал лишь еще больший голод. В упорных поисках рыбы он и не заметил, как снова приблизился к маленьким озеркам и на этот раз впервые с другой стороны, снизу. Плотина здесь поворачивала от реки, озера начинались выше, но зато не извивались запрещающие черные змеи, и в воздухе не чувствовалось ничего, кроме остывшего запаха дыма.