В школу я пошла в семь лет, в 1921 году. Первые два года училась в железнодорожной школе на станции Иннокентьевская. Первый мой учитель был Владимир Николаевич Вишневский. Третий и четвертый классы я закончила в Омске, куда мы с мамочкой переехали к брату Володе. А в 1925 году мы вновь вернулись в Иркутск, и я продолжала учебу там. Училась в 1-й Совшколе, которая находилась в здании бывшей духовной семинарии. Школа была окружена красивым садом, в котором мы, ученики, гуляли на переменах. Место было очень красивое.
Я плохо помню своих соучениц, но в памяти остались две сестры-близняшки - Лена и Вера Потаповы. Они совершенно не были похожи друг на друга, но были большими модницами. Одевались не богато, но с большим вкусом. Я всегда удивлялась, откуда все это к ним пришло. Семья была обычная, малограмотные отец и мать. Но они так любили своих детей, что делали для них все что могли. Мне очень нравился их семейный уют. Простота в обстановке, но всегда чисто и все на своих местах. Сестры очень дружно жили, доверяли друг другу сокровенные тайны. А тайн в наши 13-14 лет было уже много. Сестры в то время уже сами прилично умели шить, шили себе, даже мне переделывали платья, сшитые мамочкой, но для меня длинноватые. Вот Лена, готовясь к школьному балу, мне его укорачивала.
У меня в то время был уже «обожэ», как мы называли мальчиков, которые нам нравились. Моего мальчика звали Рашид Карпчев. Он мне казался сказочным героем! Мальчик гордый, красивый, всегда элегантно одетый. По национальности он был крымским татарином. Родители его и бабка с дедом имели фруктовый магазин на Большой улице. Конечно, и это меня соблазняло! Он часто приносил мне фрукты, орехи, рожки, которые я очень любила. Дружба у нас была хорошая, детская. В ту пору было модно на школьных вечерах играть в почту. Один из мальчиков был почтальоном с сумкой, а всем остальным были присвоены номера. И вот почтальон приносил письма. Забавные были эти письма - остроумные, иронизирующие над тобой или, наоборот, восхваляющие. Были танцы, игры, мне очень нравились наши школьные вечера.
Проучилась я до 1928 года, потом мы уехали в Петровск-Забайкальск, где находится Петровский завод, так как моя сестра Нюта закончила Медицинский университет, и ее назначили школьным врачом. Коля, ее муж, остался в Иркутске, также заканчивать университет. С ним осталась сестра моя Лина, учиться в прежней школе. А я провела восьмой и девятый классы в школе Петровского завода. Это был старинный завод, большая история декабристов связана с этим местом.
В Петровске необыкновенно красивая природа - тайга, растет багульник, много зверей - лисы, косули, зайцы, медведи. Сестра Нюта была большая любительница рыбалки и охоты. Часто приносила приличную добычу - лис, зайцев. Вскоре ее назначили врачом детского санатория, а Колю, по окончании университета, - его директором. Им пришлось этот санаторий вместе организовывать. Всю жизнь они проработали вместе: он директором санатория, а она - главным врачом.
Я очень рано полюбила книги. Еще в Иркутске я была другом большой городской библиотеки. В то время была, прямо сказать, революция в литературе, но много книг сжигали, считая их вредными. Так уничтожали книги замечательных детских писательниц Клавдии Лукашевич и Лидии Чарской. «Юркин хуторок», «Сибирочка», «Княжна Джаваха» - прекрасные книги с большой душой. Также я читала классику - Толстого, Тургенева, Достоевского. Увлекалась поэзией. Знала на память, да и до сих пор помню, многие произведения Некрасова, Лермонтова, Пушкина. Любила стихотворения Кирсанова, Безыменского, Маяковского. И была без ума от Сергея Есенина - над моей кроватью висел его портрет. В то время еще было трудно достать его стихи, стихи переписывались, распространялись из рук в руки. Читала я его произведения на память и, конечно, в школе была проводником есенинской поэзии. Однажды в связи с этим произошел казус. В нашей школе работали кружки - драматический, хоровой, литературный - и «морская флотилия». Я активно участвовала в драмкружке, играла ведущие роли по Гоголю, Чехову, но мне хотелось организовать кружок, где я могла читать Есенина и знакомить других с его творчеством. Вот я и решила назвать его интригующим названием - «морская флотилия». Для пущей важности члены кружка себе на грудь крепили значки - зеленые с красным бантики. Но публично мы их не носили, - когда шли в класс, прятали в сумке или в пальто. Но у школьных коллективов есть как друзья, так и враги. Врагами для нас стали те, кому мы не говорили о нашем кружке, кто только догадывался о его существовании. В те годы (1928-1930) Есенин еще не вошел в литературу как поэт, вернее, его считали пессимистическим поэтом, боялись, что он будет оказывать дурное влияние на молодых людей. Кроме того, подозрительными показались значки, которые мы носили. И вот по окончании девятилетки нам должны были выдавать аттестаты, и когда собрался школьный совет, на нем оказалась моя сестра Нюта, она работала по совместительству школьным врачом. И ей пришлось участвовать в обсуждении наших персон, которых объявили неблагонадежными в политическом смысле и приняли решение не выдавать аттестаты! В политическом смысле! Знали ли мы тогда, что это такое? Но на счастье на педагогическом совете присутствовал инструктор городского комитета партии Юрий Николаевич Иванов, который выступил с защитной речью и подверг критике выступающих. Он сказал, что «эти дети еще так далеки от политики, они просто питают любовь к литературе». И нам решено было выдать аттестаты. Одна наша соученица Нина Елагина так отчаялась, что хотела покончить с жизнью, но мы вовремя отвели ее от этой мысли.