Сквозь потолок я слышал музыку — вовсе не Эбби Роуд, это была «Man with the child in his eyes» в исполнении Кейт Буш. Джулия включает эту песню только в двух случаях: если она гипер-эмоциональна или если у нее месячные. Должно быть у Джулии классная жизнь. Ей восемнадцать, и через пару месяцев она покинет Блэк Свон Грин, у нее парень со спортивной машиной, и карманных денег она получает в два раза больше, чем я; и она умеет заставлять людей делать то, что ей нужно — с помощью слов.
Всего лишь слов.
В ее комнате заиграла песня «Songbird» в исполнении Fleetwood mac.
Отец встает очень рано по средам — чтобы успеть в Оксфорд на еженедельное совещание в центральном офисе «Гренландии». Гараж находится прямо под моей комнатой, и я слышу, как его Ровер 3500 начинает рычать, пробуждаясь к жизни. Обычно если идет дождь, я слышу ш-ш-ш-ш шипящий звук луж под колесами автомобиля, выезжающего на дорогу, и после — на воротах гаража остаются грязные брызги. На экране моего радио-будильника ярко-зеленым светом сияют цифры 06:35. Мне осталось жить всего 150 минут. Мысленным взором я уже вижу лица одноклассников: гогочущие, озадаченные, возмущенные и — полные жалости.
Кто решает, какие недуги забавны, а какие трагичны? Никто ведь не смеется над слепыми или над теми, кто подключен к аппарату искусственной вентиляции легких.
Если бы Бог сделал так, чтобы каждая минута была равна шести месяцам жизни — то к завтраку я бы спустился уже взрослым человеком, и умер бы к как раз в момент, когда школьный автобус подъехал бы к нашему дому. Я мог бы спать вечно, я отбросил печальные мысли, откинулся на спину в постели и вообразил, что потолок — это поверхность планеты G-класса в созвездии Альфа-Центавра. Там никого нет. И мне не нужно говорить.
«Джейсон! Вставай!» — крикнула мама с первого этажа. Мне приснилось, что я проснулся в лесу, где на деревьях вместо листьев растут язычки синего пламени, и я нашел дедовы часы «Омега», целые и невредимые, среди огненных крокусов. Потом я побежал домой — и очутился в церкви Святого Гавриила.
«Джейсон!» — снова крикнула мама, и я увидел время: «7:41». Я буркнул «хорошо» и приказал своим ногам слезать с постели, и остальные части тела были вынуждены следовать за ногами. Я долго рассматривал себя в зеркале, надеясь увидеть следы проказы на щеках, но — тщетно. У меня был план для отступления — вымочить полотенце в горячей воде, приложить ко лбу, потом вытереть лоб, и пожаловаться маме на высокую температуру. Но это рискованно — маму не так легко обмануть. Мои счастливые красные трусы лежали в корзине для грязного белья, поэтому пришлось взять из шкафа другие — с узором виде бананов. Сегодня в школе не будет физкультуры, поэтому можно не опасаться, что кто-нибудь увидит мое нижнее белье. На кухне мама смотрела новое утреннее шоу по ВВС1, а Джулия нарезала банан себе в овсяную кашу.
— Доброе утро, — сказал я, — что читаешь?
Джулия показала обложку — «Лицо».
— Только дотронься до него, и я тебя задушу.
Это я должен был родиться, а не ты, прошипел мой Нерожденный Брат-Близнец, ты жалок.
— Чего уставился? — Спросила Джулия. Она не забыла наш вчерашний разговор. — У тебя такое лицо, словно ты намочил штаны.
Я мог бы осадить ее, спросив, что она сделает, если Эван дотронется до ее журнала. Но я не мог — ведь это значило бы, что я действительно подслушивал.
Кукурузные хлопья на вкус напоминали прессованные древесные опилки. Доев свой завтрак, я долго выковыривал остатки из зубов. Потом сложил книжки в рюкзак и ссыпал ручки в пенал. К тому моменту Джулия уже уехала. Она старшеклассница, и до школы ее подвозит Кейт Алфрик, у которой уже есть права.
Мама болтала по телефону — она рассказывала тете Эллис о будущем ремонте в ванной.
— Подожди, Эллис. — Прикрыв трубку ладонью, она спросила у меня. — Ты взял свои деньги на обед?
Я кивнул. Я решил рассказать ей о сегодняшнем выступлении.
— Мам, мне надо кое-что с-
Палач заблокировал слово «сказать».
— Быстрее, Джейсон. Ты пропустишь автобус!
На улице было ветрено и сыро, и лило так, словно над Блэк Свон Грин установили специальную дождевальную машину. Стены домов вдоль центральной улицы были покрыты грязными брызгами, мокрые пластмассовые гномы блестели в дворовых садиках, дождь пузырями прыгал по поверхности прудика, и дальше — потемневшая от влаги каменная изгородь. Лунно-серый кот смотрел на меня с веранды дома мистера Касла. Эх, если б я мог превратиться в кота.
Я прошел мимо низких ворот. Если б я был Грантом Берчем или Россом Уилкоксом или вообще любым мальчишкой с улицы Веллингтона, я бы просто ловко перепрыгнул через воротца, и последовал бы за тропой, куда бы она ни вела. Но я не мог так поступить — это просто не в моем характере. Мистер Кемпси тут же заметил бы, что меня нет на месте в тот самый день, когда мне нужно выступать перед классом. Он позвонил бы маме. Потом об этом бы узнал мистер Никсон. А дальше — они бы вызвали отца, прервав его еженедельное собрание. Они пустили бы ищеек по моему следу. Меня поймали бы, допросили и освежевали заживо, — и даже после всего этого мистер Кемпси все равно заставил бы меня выступать перед классом.