Моей души разлука — словно рана.
Твой образ, что ищу все время я,
Разлука скрыла за стеной тумана.
Разлука — это сущность бытия.
Пласты земли пробив неукротимо,
О ней звенит источника струя.
Кто этот сад оглохший ввергнул в зиму?
Кто пламя в очаге убил золой?
Кто жизнь наполнил скорбью нестерпимой?
Все, все разлука! Радости былой
Не ведать мне, не видеть в ослепленье
Крыл ангельских на тверди голубой!
Разлука — солнца яростное жженье,
Разлука — эта тусклая луна.
Вся жизнь моя разлукою полна,
Она — мой дом, мои стихотворенья.
ПЕЧАЛЬ
Кто я такой? Я — облик, превращенный
Печалью в облако на солнечном закате…
Я — брат печали, брат родной теней
Деревьев, что, от ветра обезумев,
Танцуют хороводом под луной.
Я — брат печали. Потому скитаюсь
По этим обезлюдевшим горам,
Когда трезвучья сумерек пустынных
Золотозвонными колоколами
Как будто вызывают вновь из мрака
Виденья, тени, призраки былого…
Я под луной среди лесов сосновых
Брожу один, когда зефир, проснувшись,
Свои крыла прохладные расправит,
И в шуме темных листьев слышу смутный
Печальный ропот голосов
И сумеречный ритм стихов чеканных —
То братья строк, которые слагаю
Я в миг божественный, когда навек
Мне сердце наполняет бесконечность
Неясной дивной грусти, порожденной
В немыслимых глубинах ночи.
Грусть детства! В ней неведомая тайна
Зари желаний, облаченной дымкой
Загадочной, в которой вдруг всплывают
То лики ангелов, то лица женщин,
То зыбкие, неясные обличья,
И тают вновь в таинственном томленье…
Я — брат печали. Оттого я в братстве
С деревьями, мне внятен их язык,
Весною смех цветов я слышу,
Но ликование деревьев, приникая
К моей печали, вянет и желтеет
И опадает жухлою листвой…
Внимаю стону, горестному плачу…
Его хочу я превратить в стихи,
Изобразить понятным четким словом,
Написанным чернильной чернотой
Теней под этой бледною луною…
О, стать бы голосом природы неживой,
Чтоб подражать и сумеркам, и ветру,
И горному великому молчанью…
Безмолвье вечных гор! Оно таится
На недоступных высочайших пиках,
Сгущаясь там до плотности утесов,
И обретает форму изваянья,
Едва отделанного. Ведь молчанье — бог,
И в свете звезд его извечный образ
Вознесен на гигантском алтаре…
Благословляю именем печали
Молчанье горних бездн! О тишина
Божественная Серры-де-Маран[149],
Ты разрастаешься, и полнишь дали,
И в бесконечность всходишь — ощущаю,
Как бронзовою тяжестью своей
Ты пригнетаешь долы и холмы
И окружаешь мой печальный дом,
Что изумленно окна распахнул.