Ему отдала я свободу,
О чести своей позабыв;
Его желаньям в угоду
Потомство дала его роду,
Своей красотой наделив.
Беспечен был принц и удал,
Меня под венец не звал;
Король же, узнав об этом,
К дурным снизошел советам
И смерти моей пожелал.
Тогда я была на вершине
Почета, мне гранды служили;
В Коимбре, в цветущей долине,
В мечтах о моем господине
Все дни мои проходили.
Я лести придворной внимала,
Жила, не тревожась нимало,
Вкушая роскошь и негу;
Но как-то вдали за Мондего
Я конный отряд увидала.
И встала я на пороге,
Предчувствие сжало грудь;
Следя их бег по дороге,
Промолвила я в тревоге:
«Куда они держат путь?»
Сказала — и в тот же миг
Король предо мной возник;
От скачки его проворной
Повеяло вестью черной,
И мой онемел язык.
И пресеклось дыханье
При мысли о страшной встрече;
Проникнув в его желанья,
Я стала себе в оправданье
Готовить слезные речи.
С детьми посредине зала,
Дрожа, перед ним я стала,
И, грустный подъемля взор,
Так я ему сказала:
«Сжальтесь, о сжальтесь, сеньор!
О, гневен ваш взор орлиный,
Но ваша душа чиста ль?
Покрыв позором седины,
Над женщиной — и невинной —
Взнесете ль разящую сталь,
Беря правосудье в руки?
То — казнь убийству сродни.
Детей обречете на муки;
Но дети мои — вам внуки,
И в чем повинны они?
Не будьте же так жестоки,
Сеньор, к их юности нежной:
Сгинут они, одиноки,
В мире, где правят пороки,
Умрут в тоске безнадежной.
И принцу какое горе
Придется изведать вскоре!
И в том, что с ним приключилось,
Он обвинит Вашу Милость;
О, быть между вами ссоре!
Подумайте о любви вы,
Что сын ваш ко мне питал:
Как были мы с ним счастливы!
И речи мои не лживы,
И совесть моя чиста.
Если же в чем согрешила,
Пусть будет мне карой могила,
А детям — изведать сиротства,
Чужого ища доброхотства;
Сама бы о том просила!
Но коли ни в чем не грешна я
И законы у нас в чести,
То вот я стою, рыдая
И вас, государь, призывая
Ваш же закон соблюсти.
Сеньор, я молю вас страстно
Явить милосердье несчастной;
Пусть воли монаршей твердь
Сулит мне жизнь, а не смерть,
Ибо я грехам не причастна».
Услыша сие признанье,
Король, сколь ни был сердит,
Исполнился состраданья,
Узнав, что я и в желаньях
Ему не чинила обид.
Узрел он, словно впервые,
Мои устремленья благие,
Узрел, сколь чувства нежны;
И были помыслы злые
Жалостью побеждены.
Когда б была под запретом
Моя и принца любовь
И слышали все об этом,
Король бы пред целым светом
Был прав, проливая кровь.
Карой за преступленье.
Но в то роковое мгновенье
Он вспомнил, что мне дотоле
Не сообщал своей воли;
Вспомнил — и вышел в смятенье.
С придворными вышел прочь он,
Грустный, главу опустив;
Он сердцем был беспорочен,
И в добродетели прочен,
И истинно благочестив.
Но рыцарь один из свиты,
Храбростью знаменитый,
Душою же — лютый пес,
Такие слова произнес,
На слабость монарха сердитый.
«О сударь, ваше смиренье
Для чести монаршей — срам;
Меняете вы решенье,
Поверив без тени сомненья
Женским лживым слезам.
Хотите ль, чтоб впредь, прилюдно,
Жил сын ваш с семьей приблудной?
Он глуп, потому что влюблен,
Но вы, король, а не он,
Ведете себя безрассудно.
Претендовать на корону
Ублюдки Инес не достойны;
Не венчан принц по закону,
Не даст он наследника трону,
И будут смуты и войны.
И ваше, сударь, бессилье
Несет нам бед изобилье:
Известно, как принц упрям,
Не женится он — и нам
Объявит войну Кастилья.