Выбрать главу
И я, поверь, безмерно удручен, Что так неблагодарен ты, Андраде, К своей стране, в которой ты рожден:
Ты ей жестоко отказал в усладе[52] Внимать звучанию стихов твоих, Как будто оказался с ней в разладе.
Ужель не понял ты, что пишешь их. Столь высоко твое вознесших имя, Не для соотчичей, а для чужих?
Так отчего почтить не хочешь ими Родной язык? Зачем чужой даришь Стихами сладкозвучными своими?
Но чем сильней язык наш обеднишь Своей неблагодарностью безмерной, Тем больше ты чужих обогатишь.
Сверни, Андраде, со стези неверной И скоро (ты увидишь это сам) Увенчан будешь славой беспримерной.
Неужто враг ты и себе и нам? Так развивай наречие родное, Чтоб мог идти я по твоим стопам.
Чужим твой служит дар, за что страною Своей презрен ты будешь, и на суд, Обремененного такой виною,
Тебя сурово музы призовут. Мы пред страной в задолженности давной, Так посвяти на благо ей свой труд.
Да процветает сладостный и славный Язык наш португальский! Ныне он Грядет победной поступью державной,
Хотя унижен с давних был времен, И только мы виновны, что в забвенье Он впал и не был нами оценен.
Еще у многих он в пренебреженье, Служи ему — они вслед за тобой Раскаются в постыдном заблужденье.
Коль будет процветать язык родной, Потомки, наше оценив старанье, Пойдут, уверен, тою же стезей.
Когда суровым ты сочтешь посланье, Прости, но все ж себя надеждой льщу, Что ты мое исполнишь пожеланье.
Иного я не жду и не ищу.

Луис де Камоэнс

«Мондего тихий, ясная вода…»

© Перевод В. Левик

Мондего тихий, ясная вода, Воспоминаний край, для сердца чудный, Где, ослеплен надеждой безрассудной, Я шел за ней, но шел я… в никуда.
Я ухожу от милого гнезда, Но памятью в мой путь глухой и трудный Я уношу твой берег изумрудный. Чем дальше ты, тем ближе, — так всегда.
Орга́н души, о родине скорбящий, Судьба в чужие земли унесет, К чужим ветрам, в неведомые чащи.
И все ж душа направит свой полет На крыльях мысли, в прошлое летящей,— Вновь погрузиться в глубь прозрачных вод.

«Воспоминанья горькие, вы снова…»

© Перевод В. Левик

Воспоминанья горькие, вы снова Врываетесь в мой опустелый дом. Я так придавлен, так опутан злом, Что не надеюсь и не жду иного.
Мне видеть гибель всех надежд не ново, И, сотни раз обманутый во всем, Я с примиренным сердцем и умом Терплю вторженье образов былого.
Терплю и цепи горестной судьбы. Но пусть в несчастьях век мой горький прожит, Я милосердья от нее не жду.
Нет больше сил для жизни и борьбы, Так пусть паду — падением, быть может, Я от себя страданье отведу.

«Над прожитыми днями размышляя…»

© Перевод В. Резниченко

Над прожитыми днями размышляя, Свою судьбу предвидел я давно: Грядущее былым предрешено, И, значит, горю нет конца и края.
Амур жестокий и Фортуна злая, Вам это сердце скорбное дано, Чтобы, пока еще живет оно, Его терзать и мучить, умерщвляя!
Но пусть любовь, наслышавшись молвы Про бедствия мои, в преддверье казни Мне шлет мечты, которые мертвы,
Пусть рок свиреп и полон неприязни — Пока в душе моей, сеньора, вы, Смотрю в глаза Фортуне без боязни.

«Пускай враждебный рок, моя сеньора…»

© Перевод В. Левик

Пускай враждебный рок, моя сеньора, Закрыл, мой смертный приближая час, От глаз моих сиянье Ваших глаз, В котором сердца скорбного опора,—
вернуться

52

Феррейра укоряет Каминью в том, что некоторые его стихи написаны по-испански.