65. Так Афродита научила дев:
Бродить поодиночке, в отдаленье,
Чтоб, легконогих ланей сих узрев,
Мужи сперва познали вожделенье.
Иные, сняв наряд, в тени дерев
Свершали в чистых водах омовенье,
Гордясь природной властью наготы
И явной, неподдельной красоты.
66. Но юноши, что на берег ступили,
Соскучась по земле за столько дней,
Хотели дать в ловитве выход силе,
Все помыслы свои стремили к ней —
Они б за дичью прошагали мили,
Меж тем как без ловушек, без сетей
Иная дичь покорно ждет их ныне,
Подстрелена пафосскою богиней[86].
67. В чащобу смело ринулись одни,
Кто с аркебузою, кто с арбалетом:
Намеревались выследить они
Оленей, что в лесу водились этом.
Другие предпочли бродить в тени,
Смягчавшей зной, столь нестерпимый летом,
Вдоль звонкоструйных и прозрачных рек,
Стремивших к морю свой веселый бег.
68. Но видят вдруг: средь зелени мелькают
Цветные пятна; постигает взгляд —
То не цветы красой его ласкают,
То нежностью тонов его манят
Шелка, и шерсть, и лен, что облекают
— Искусством умножая во сто крат —
Красу цветов в обличье человечьем:
Пред ними розам похвалиться нечем!
69. Велозо в изумлении вскричал:
«Сеньоры, вот восьмое чудо света!
Никто подобной дичи не встречал —
Посвящена богиням роща эта.
Досель ничьих мечтаний не венчал
Успех столь редкий, явная примета,
Что мир немало дивного припас
Для человеческих бесстрашных глаз!
70. Но, может быть, не явь они, виденье!
Догоним их, чтоб истину узнать!»
И, как борзые, прытки, в нетерпенье
Бегут, стремясь проворных нимф догнать.
Те ускользают, словно бы в смущенье,
И за стволами прячутся опять,
Прикидываясь, что изнемогают,
И тут-то их борзые настигают.
71. У той взвевает ветер шелк кудрей,
У той приподнимает лен покрова,
При виде белизны летит быстрей
Ловец, исполнен пыла молодого.
Та, будто бы споткнувшись средь корней,
Упала, но нисколько не сурова
С тем, кто упал немедля близ нее,
Благословляя счастие свое.
72. А юноши, что шли тропой прибрежной
Вдоль речки, нимф-купальщиц видят там.
Те вскрикивают жалобно и нежно,
Бегут, нагие, к деревам, кустам,
Восторг даруя плотью белоснежной
Глазам, хоть отказали в нем устам:
Про стыд они как будто позабыли,
Страшась — притворно! — подчиниться силе.
73. Иная тщится спрятать под водой
Красы нагие, вспомнив о Диане,
Иная, словно ей грозят бедой,
Рукой неверной ищет одеянье,
И в воду прыгает моряк младой,
Ни платья, ни сапог не сняв заране —
Упустишь дичь, коли не поспешить,—
Дабы в воде свой пламень утишить.
74. Так пес бесстрашный, что охотой занят
И брать подранков из воды привык,
Едва лишь ствол пищали в небо глянет,
Одним прыжком влетает в воду вмиг,
Не в силах ждать, покуда выстрел грянет,—
И вот, глядишь, он утицу настиг.
Так юноша, пылая, к той стремится,
Что Фебу не доводится сестрицей[87].
75. Был Лионардо воин удалой,
Младой, смышленый, рыцарски учтивый;
Не раз он больно ранен был стрелой —
Амур его преследовал ретиво;
И полагал он в сей недоле злой,
Что не сподобится любви счастливой;
Но все же верить юноша хотел,
Что может измениться сей удел.
76. И вот изнемогает он в погоне
За юною Эфирой, полной чар:
Она упорней прочих в обороне
Того, что ей дано Природой в дар,
Дабы дарить: нет нимфы непреклонней.
И молит он: «Пусть мой сердечный жар
Тебя растрогает! Ты завладела
Моей душой — не отвергай же тела!
77. Сдаются все вокруг, лишь ты одна
Стремишься скрыться здесь, в лесу высоком.
Иль ты заране предупреждена
Моей Удачей, что гоним я роком?
Коль то поведала тебе она,
Держащая меня в плену жестоком,
Не верь ей — ведь когда я верил ей,
Обманывался я всего больней!