Выбрать главу
Он стал холодным изваяньем, Тот, с кем меня связало ты: Сменились клятвы и мечты Презреньем, скукой и молчаньем. О, положи конец страданьям, Иль нас они убьют с тобой… Но, коль мне суждено судьбой Моей любовью быть убитой, Пусть женщиной умру забытой, А не презренною рабой!

«Бояться смерти — общего удела…» 

Бояться смерти — общего удела Для всех живых, кто населяет свет,— Естественно, но все ж наносит вред Сей страх здоровью и души и тела.
Воображать, едва ты заболела, Себя на смертном ложе в цвете лет К чему? И позволенье и запрет Смешны для смерти, коль она приспела.
Не встречу одобренья у того, Кто, веселясь у смертного порога, Не должен никому и ничего.
Моя ж, господь, оправдана тревога: Ведь смерти я боюсь лишь оттого, Что жизни я еще должна так много!

«Вы — чародей, сознайтесь, а иначе…» 

Автору книги, названной «Скорбные песни о страстях господа нашего Иисуса Христа»

Вы — чародей, сознайтесь, а иначе Как вы смогли бы, с помощью каких Искусных средств в творениях своих Достичь столь ослепительной удачи?
Но нет, смог редкий ум ваш и тем паче Ваш редкий дар достичь высот таких: Здесь скорбный плач закован в звучный стих И скорбный стих звучит в искусном плаче.
Скорбите в песнях! Блеска звучных фраз Довольно, чтоб прославить вас по праву; Творцу ж достанет скорби без прикрас.
И пойте в скорби! Труд ваш не в забаву: Скорбь милостью небес одарит вас, А песни вам дадут земную славу.

Мария де Сеу

© Перевод И. Чежегова

НАРЦИСС

В себя влюбившись, красоту свою Нарцисс пожертвовал ручью. Нарциссам нынешним судьба дала Возможность всласть глядеться в зеркала. Мужчине, что навеки приковал Свой взор к поверхности зеркал,— Ему возлюбленная не нужна; Ее заменит зеркало любое: Пусть обнимается с самим собою! При этом я замечу все же: Мужчине быть цветком — негоже; Чтоб жизнь его не обернулась фарсом, Пусть будет не Нарциссом он, а Марсом.

Педро Антонио Коррейя Гарсан

© Перевод В. Резниченко

«Утеха мандарина и брамана…»

Утеха мандарина и брамана — Над светлым чаем вьющийся дымок, Пиленый сахар — снежный искр поток, Блеск молока, налитого из жбана;
На углях хлеб поджарился румяно, Лоснится масла желтого брусок, И Ганимед, собрав подруг в кружок[100], За девами ухаживает рьяно.
Готово угощение. Спеши, Сарменто, к нам — за стол садиться надо! Нас шутками своими посмеши!
Ни мрак, ни дождь, ни ветер не преграда Для тех, кто веселится от души. Пусть ночь темна — у нас в сердцах отрада.

«Храм Януса, где войны и раздоры…»[101]

Франсиско Жозе Фрейре — с просьбой прислать испанского табаку

Храм Януса, где войны и раздоры Бушуют взаперти, — моя ноздря. В носу бесчинства дикие творя, Дрянной табак закупорил все поры.
Страшны мои гримасы, гневны взоры… Понюшку за понюшкою беря, Вдохнуть хочу — но трачу силы зря; Хоть палец суй, не сдвинешь пальцем горы.
Зловонный ком ноздрю мою забил Подобно пробке, в хрупкую бутылку Вколоченной тяжелым молотком.
Чтоб обойтись без сверл и без зубил, Ты моему гонцу вручи посылку С испанским светлым, мягким табаком.
вернуться

100

Красавец Ганимед был похищен Зевсом и стал его виночерпием на Олимпе.

вернуться

101

Храм этого римского божества закрывался в мирное время.