ОДА III
Будучи приглашен на пунш, автор написал оду, которую и принес с собой на следующий день.
Зима, отряхивая с шумом крылья,
На землю иглы сыплет ледяные.
Пусть, Лидия, израненные руки
Согреет нам огонь!
Покрыты горы белыми снегами,
И старческая седина деревьев
Отсвечивает искрами на солнце —
Так некогда сверкал
Игривый взгляд Марилии коварной…
Иди же, Лидия, сюда, где пламя
Вылизывает языком поленья
Сухих трескучих дров!
Мы будем пить, беседовать, шептаться.
Ты Граций привела. Со мной Амуры
Пришли — и сушат вымокшие крылья,
Присев у очага.
Уставшие от полуночных бдений,
Они зевают и роняют луки
И вскоре, головы склонив к колчанам,
Уснут глубоким сном…
Вскипает пунш душистый, прочь гонящий
Мучительную грусть, пустые страхи,
Чтоб воспаряла ввысь на крыльях счастья
Раскованная мысль.
О Лидия, наполнены сосуды,
Прельщающие взор хрустальным блеском!
Пригубим же! Пусть участь нашу звезды
Определят за нас!
Зачем, тоскуя, вглядываться в дали
Грядущего, затянутые дымкой,
Не лучше ли быстротекущей жизни
Ловить за мигом миг?
Мечты лелеять бесполезно: время
Воздушные ниспровергает замки;
Все то, что обещала нам Фортуна,
Развеется, как дым.
Едва успело сердце насладиться
Марилии чарующей улыбкой,
Как вдруг в глазах затмился образ, бывший
Отрадой глаз моих.
Все лучезарные мои надежды
Внезапно обернулись черным пеплом.
Ах, почему так низко поступила
Марилия со мной!
Пускайте тучи стрел в нее, Амуры,
Чтобы она к кому-нибудь прониклась
Любовью безответной и страдала,
Как я по ней страдал!
Прости мне, Лидия, проклятья эти.
Кто пьян, тот искренен… Неблагодарна
Марилия, но как мила!.. Лишь время
Мою излечит боль.
ОДА VI
Сеньору Мануэлу Перейре де Фария, члену «Аркадии»
Ты видишь, Силвио[102]: зима над миром
Свои зловещие простерла крылья;
С них дождь просыпался, завесив горы
Густым туманом.
Как разъяренный зверь, взревело море;
О камни скал прибрежных ударяясь,
Гремят валы, клокочут клочья пены
На черных гребнях.
Ломает вязы, изгороди сносит
Свирепый Нот[103]. В разрушенном загоне
Дрожащие друг к дружке жмутся овцы,
Трусливо блея.
Замерзший Коридон[104], отрепьем драным
Укутав нос и щеки, в деревянных
Нескладных башмаках бежит по снегу
К себе в лачугу.
Берет лозы засохшие обрезки
И раздувает свой очаг убогий,
Зовя к огню оборванных детишек
Погреть ладони.
Глаза его наполнены слезами,
Он жестким рукавом их утирает
И силится забыть свои невзгоды,
Печаль и горе.
Но вдруг свистящий ветер с шатких петель
Срывает дверь… Бедняга, ослепленный
Сверканьем красных вспышек, прочь из дома
Бежит в испуге.
И видит: мечутся по небосводу,
Неистовствуя, огненные змеи.
И слышит гулкие раскаты грома
В громадах горных.
Попала молния в корабль британский
И палубу ему разбила в щепу.
Сто пушек нес корабль, грозя французам…
Что толку в пушках?
Разорван бурей королевский вымпел,
Проломлен борт волной. Кричат матросы,
Рыдают, воздевая к небу руки…
Но все напрасно.
У золотых чертогов та же участь,
Что и у хижин ветхих. Кто же вправе
Пощады ждать, мой Силвио любезный.
От злой Фортуны?