Лепные своды, пышные колонны.
Старинные холсты, резная мебель —
Все в смертный час затмится, обратившись
В горгон и фурий.
ОДА XXVII
Безбедно, весело живет крестьянин,
В своем домишке утлом
От зимней укрываясь непогоды.
Лишь небольшое поле
Отцом ему оставлено в наследство.
Коровы и телята.
Себя он кормит сам: растит пшеницу,
Заботится о стаде.
Устав, на голую ложится землю
И, убаюкан нежным
Журчаньем речки, спит себе спокойно.
Печали и тревоги
Ему не омрачают сновидений.
Чужд замыслов корыстных,
Он в дальний путь — за мыс, где свищут бури,—
Корабль не снаряжает:
Плывя по морю, под дождем не мокнет,
От холода не стынет,
В испуге не дрожит ненастной ночью —
Когда луна скрывает
Свой бледный лик в надвинувшихся тучах —
И рева волн не слышит,
Везя товар индусам смуглолицым,
Китайцам хитроумным.
Его не гонит гибельная алчность
На поиски сокровищ
В дремучие леса к зеленым кобрам
И полосатым тиграм.
Какая польза в золоте, скажи мне,
Мой мудрый друг Соэйро,
Когда стремительно несутся годы
И смерть не дозволяет,
Чтоб дряблая морщинистая старость
Являлась к нам неспешно,
Виски венчая снежной сединой?..
Богатому сеньору,
С крестьянином живущему в соседстве,
На пажитях бедняцких
Дворец роскошный вздумалось построить.
Велев срубить оливы
И виноград, он вместо них сажает
Пахучие растенья
С цветами, от которых мало проку.
Ухоженную ниву,
Где созревали хлебные колосья.
От солнца заслонили
Густые ветви кедров, кроны лавров.
В утехах и усладах
Богач беспечно дни свои проводит.
Увы, он знать не может,
Что три сестры — безжалостные Парки,
Веретено вращая,
Обрезать нить его судьбы решили.
И вот к постели пышной
Уже крадется смерть, неумолима;
Сквозь мрак больной увидит
Костлявую убийственную руку
И, в судорогах корчась,
Испустит свой последний вздох, прощаясь
С бесплодной, жалкой жизнью,
Которая ему казалась вечной…
Лишь ты, о Добродетель,
Возлюбленная Небом, злобной смерти
В лицо глядишь без страха!
КАНТАТА О ДИДОНЕ[105]
Вот, забелев на пурпурном востоке,
Тугие паруса судов троянских
Меж волн лазурных искристого моря
Уносятся на быстрых крыльях ветра.
Злосчастная Дидона,
Крича, блуждает по чертогам царским,
Померкшим взором ищет понапрасну
Энея-беглеца.
Увы! Сегодня улицы безлюдны
И площади пустынны в Карфагене.
Лишь с грохотом на опустелый берег
Трепещущие волны набегают;
На флюгерах злаченых
Высоких куполов
Кричат зловещие ночные птицы.
Из мраморного склепа
Она в смятенье слышит
Тысячекратно повторенный вздох
Усопшего Сихея[106], слышит стоны,
Зовущие; — Элисса[107]! О, Элисса! —
Она в священном страхе
Готовит Орку жертвоприношенье
И видит с содроганьем —
Вокруг курильниц в чашах драгоценных
Пред нею черная клокочет пена
И растекается кровавым морем
Пролитое вино.
Бледна, прекрасна.
В неистовстве безумья,
С разметанными прядями волос,
Она неверною стопою входит
В чертог счастливый,
Где вероломному она внимала
И таяла, склоняясь
К печальным жалобам и нежным вздохам.
Там ей суровые укажут Парки
На плащ илийский, с золотого ложа
Свисающий, что ей приоткрывает
Зеркальный щит и меч красавца тевкра[108].
Дрожащею рукою вырывает
Царица из ножон клинок блестящий
И упадает нежной белой грудью
На острие стальное;
И хлынула из раны, клокоча,
Дымящаяся кровь струей фонтана,
И, пурпурной росой окроплены,
Дорические дрогнули колонны.
Она пытается подняться трижды —
И трижды упадает
Без сил на ложе, к небу возводя
Страдальческие очи.
Затем, на светлые доспехи глядя
Дарданца-беглеца,
Она в последний раз заговорила,
И полные печали причитанья,
Взлетая к озаренным небесам,
Со стонами мешаясь, замирали:
«Милые латы,
Взор мой жестоко
Вы ослепили
Волею рока,
Волею бога;
Орк непреклонный!
Душу прими
Горькой Дидоны,
Освободи
От плоти тленной —
Полно мне жить,
Счастьем забвенной,
Стены возведшей
Вкруг Карфагена!
Ныне нагая
Тень той Дидоны,
Переплывая
В лодке Харона
Черный, бездонный
Ток Флегетона,
К мертвым спешит!»
вернуться
105
Кантата о Дидоне. — Эта стихотворная, рассчитанная на чтение нараспев в сопровождении музыкальных инструментов, перифраза четвертой песни «Энеиды» Вергилия входит в комедию Коррейя Гарсана «Ассамблея», где Гарсан высмеивает нравы и вкусы буржуа. «Кантата о Дидоне» — карфагенской царице, оставленной вероломным Энеем, в XVIII в. считалась вершиной творчества Гарсана.