Выбрать главу
Вот — осень, все угасло, все поблекло. Откуда мне узнать, о милый мой, Ты любишь ли, чтоб дождь стучал о стекла, Закрытые сырой, тяжелой тьмой?
Я точно знаю: сладостно безмерно Мечтать вдвоем дождливою порой: Пусть греза и нелепа, и химерна, Но ей пределом — кипарисный строй.
Мы воскрешаем блеск минувших лилий И вызываем к жизни без конца Печальные часы былых бессилий, Навеки погребенные сердца!
В такие ночи, с ливнем или градом, Так хорошо отбросить жребий свой И слушать, затаясь с тобою рядом, Как долгий дождь шуршит по мостовой.
Как сном осенним нас бы укачали, Рождаясь, вырастая ввысь и вширь, Чудовищные образы печали, Немые, как дорога в монастырь!
В такие ночи — лишь мудрейшим душам Дано на грезы наложить узду,— В такие ночи суждено кликушам Метаться в экстатическом бреду,—
В такие ночи к разуму поэта Нисходит свыше лучшая строка, И он ее бормочет до рассвета,— А жизнь — так далека… Так далека!

Антеро де Кентал

© Перевод Ю. Корнеев

ПАНТЕИЗМ

Стремление… Желанье, что раскрылось В реторте мук, претерпленных сполна. Жизнь для меня в нем олицетворялась —
Какой бы вид ни приняла она, Равно стремится к свету и простору В цветке, во мне, в звезде душа одна.
Зверь, по лесу к себе скользящий в нору, — И тот ведь чует бога оттого, Что постигать его присуще взору
И красоты, и блеска волшебство И что тоску природы бесконечной Передает рычание его.
В рычанье этом — голос жизни вечной, Неистощимость силы той святой, Что птаху побуждает петь беспечно;
Порыв, что ввысь ведет тропой крутой И сердце хищника, и сердце, кое Пленяет нас своею чистотой.
Всеобщий побудитель, враг застоя, Куда б ни вторгся самовластно он — В эфир, где все безмолвствует в покое,
Иль в грозный океан, чтоб, им взметен. Тот к небу поднялся стеною пенной, Иль в неподвижный безысходный сон
Материи глухой и довременной, Иль к нам в сознанье, чтобы там сквозь мрак Зарделся луч свободы дерзновенный…
Жизнь вечна, и ее исток — очаг, Затерянный в бездонности астральной. То блещет он, то тлеет кое-как.
Жизнь — семя, что мало и колоссально. Оно взрастает в толще бытия, И вихри вкруг клубятся изначально.
Под тысячью личин свой лик тая, Восходит по спирали созиданья Всемирный Дух в надзвездные края.
О формы жизни, руны мирозданья, Вы тайнописью света и теней Слагаете пеан[121] существованью!
Так полните ж безбрежностью своей, С войною чередуя мир бесстрастно, Моря, долины, горы, ширь степей.
Из тигеля Возможности неясной К многообразью Сущего пробить Себе дорогу сильтесь ежечасно.
Цветок, ты должен лепестки раскрыть! Скала, пусть вкруг тебя валы седеют! Орел, спеши к далеким тучам взмыть!
Идите смело в мир. Не оскудеет Та вечная душа, что в вас кипит: Горячий ключ и в стужу не хладеет.
В любую форму Дух нетленный влит. Он, богоравный, хоть пьянится снами И неподвижен иногда на вид,
Всегда в пути, и под его стопами Росток вослед ростку, за всходом всход Становятся густыми зеленями.
Дыханья жар и безразличья лед В себе он, непостижный, сочетает И в посвист ветра и в журчанье вод Напев свой и рыдания вплетает.

ИСТОРИЯ

I
Хоть человек и впрямь к заветной грани Грядущего сквозь мглу судеб и лет Идет, покорен бестелесной длани. Которой жизнь дают любовь и свет; Хоть, странный путник, чей пролег в тумане От Прометея к Иисусу след, На ощупь он бредет неустрашимо,— Не ведает он, кем ведом незримо,
вернуться

121

Пеан — в греческой поэзии ритуальный гимн в честь Аполлона. Здесь иноск.: хвала.