Не знает, как именовать свой рок,
Своих проводников не видит лица
И думает, что гнев богов навлек,
Коль обречен в дороге заблудиться,
И свет ему не мил, и груз тревог
Пред смертью сбросить он с проклятьем тщится.
Кто вправе поклоняться и молить,
Тот вправе проклинать и слезы лить.
Да, знать, куда идешь, — в пути не худо…
Песчинка, что самум с собой унес,—
И та себе, как ей подобных груды,
В растерянности задает вопрос,
Куда она летит, взялась откуда
И где ей кануть суждено в хаос;
А человеку вовсе уж невместно
В волнах судьбы быть каплей бессловесной.
Как бурею разбитые суда,
Нас выбросила вечность вероломно
На отмели времен, где навсегда
Мы беззащитны, наги и бездомны.
Мы — здесь, но не постигнем никогда,
За что же стали жертвой силы темной,
Случайность это иль небес закон.
Вот чем наш разум вечно поглощен.
О берега песчаные и скалы,
Как мы, в плену и вы томитесь тут.
За что судьба нас с вами покарала,
Заслав в такой безрадостный приют?
Ответь, о море, ибо хоть ты стало
Тюрьмой для волн, что от тоски ревут,
Но в рабстве страждешь и само от века,
К лицу ли прозябать здесь человеку.
Так остр он взглядом и высок челом,
Как будто излучающим сиянье,
Что представляет — нет сомненья в том —
Чистейшую из форм существованья,
И, вспыхивая, дух, живущий в нем
И охватить способный мирозданье,
В движение, как солнце — хор светил,
Приводит мысли, кои породил.
Но, духом царь вселенной в полной мере,
Он жалче птахи, чье гнездо с ветвей
Смел ветер иль смахнула лапа зверя:
Чем больше им непознанных вещей
Он видит на хрустальной нашей сфере,
Тем вожделеньем уязвлен сильней,
А светлый круг его ума и воли —
Лишь пыточная камера, не боле.
Судьбу сфинксоподобную кляня,
Мечтая о Земле обетованной,
Бредет с восхода до заката дня
По миру он, шатаясь, словно пьяный.
К нему, его прельщая и маня,
Природа льнет любовницей желанной,
Но он, угрюмый под ярмом забот,
Вослед мечте, закрыв глаза, идет.
Закрыв глаза — затем что сновиденье
Бесследней ветра ускользнет сейчас…
Остановись, о путник, на мгновенье
И, если смеешь, оглянись хоть раз.
От жизни, от надежд, от вожделенья —
От сна о славе, мучившего нас,
Нам только горстка праха остается,
И этот прах Историей зовется.
…………………………………
VI
Ужели суждено достигнуть нам
Желанной суши в океане вечном,
И отдых изъязвленным дать телам,
И жажду успокоить соком млечным?
Мне сердце говорит мое, что там
Придет конец страданьям бесконечным,
Обман и ложь рассеются, как дым,
И небо снова чистым мы узрим.
Блажен, кто плачет! Близок миг заветный,
Когда умолкнет в мире стон людской.
Орел слетит к нам с неба в час рассветный
И наши скорби унесет с собой,
И взгляд наш возликует беззаветно,
И деспоты, кем попран круг земной
И чьи стопы железа тяжелее,
Надломятся соломинок быстрее.
Нет счета этим деспотам слепым —
Нас леденящим верованьям старым.
Чем глубже мы могилу роем им,
Тем с большим восстают оттуда жаром
Виденья давних снов, что нам, живым,
Стесняют и поныне грудь кошмаром,—
Надменный сонм злодеев и глупцов,
Царей без чести и богов-лжецов.
В них, а не в человеке зла истоки.
Оно не от его души — от них,
Вселяющих в нее свои пороки,
Терзающих ее в когтях своих.
Так пусть сожжет, когда наступят сроки,
Их молния, упав из туч ночных,
И пусть Добро из мрака, что растает,
Светилом Правосудья возблистает!
А коль решит тот, чья душа робка,
Что этих древних призраков крушенье
Пустым оставит небо на века
И Землю обречет на разрушенье,
Пусть напряжет он зренье хоть слегка
И убедится сам без промедленья:
Просторней стали небеса стократ,
И нам они теперь принадлежат.
Все наше, что прекрасно, — вся природа
От тех краев, где пальмы вознеслись,
До тех, где не стихает непогода
И в плащ из мхов утесы облеклись,
От недр, которых нерушимы своды,
И до миров заоблачных, что высь
Сиянием нетленным озаряют
И мысль людскую оплодотворяют.