Солнечные лучи играли в ее светлых волосах, и он подумал, что вряд ли легко отыскать на свете более очаровательное создание. В ней присутствовали неуловимая нежность, хрупкая утонченность и изысканность, как у девушек на портретах сэра Джошуа Рейнолдса.
«Я просто счастливчик, — думал он, — похоже, мне повезло больше, чем я мог себе даже представить».
В этот момент его буквально передернуло от внезапной мысли, что на месте Пуриллы сейчас могла бы стоять Луиза.
И неожиданно для себя он мысленно назвал девушку своим ангелом-хранителем, спасшим его от нависшей над ним опасности и подарившим ему покой и умиротворение.
Теперь он знал, что она и есть та лилия, с которой он сравнил ее в самом начале; лилия, смотревшая на него голубыми глазами, полными любви, идущей от души, а не от плотских желаний.
Граф в порыве протянул к ней руки.
— Идите ко мне, Пурилла! — попросил он. Она обернулась на его призыв и подошла к нему. Он взял ее за обе руки.
— Послушайте меня, — произнес он. — Я хочу поведать вам, как вы красивы и как я восхищен вашим поведением в столь трудных для вас — по себе знаю — обстоятельствах.
Ее пальцы сжались, а в глазах появилось недоуменное выражение.
— Я уверен, совсем не о таком замужестве вы мечтали, — продолжал он, — но мне хочется, чтобы вы знали, как я горжусь вами и как мне хорошо здесь, в Рок-Хаусе, рядом с вами.
Ему казалось, что именно эти слова он просто обязан сказать Пурилле. Но в его порыве не было ничего надуманного, нет, он говорил совершенно искренне и понимал — его слова многое значат для нее.
И все же она не сводила с него изучающих глаз. Он чувствовал, как она пытается проникнуть взглядом в его душу в поисках сокровенного, может, она хотела найти там то Золотое Руно, которое стало бы неотъемлемой частью счастливого замужества, каким она представляла его себе.
Он поднес к губам сначала одну ее руку, потом другую.
Прижавшись на мгновение к ее коже, он ощутил всю ее нежность. Наверное, подумал он, губы ее должны быть такими же нежными, мягкими и невинными.
Но он убедил себя не спешить. Доктор прав: ему следует ждать и не торопить события.
Он поднял голову, чтобы посмотреть на Пуриллу, и увидел, как зарделись ее щеки, как слегка разжались губы, словно ей не хватало воздуха.
Он понял — его прикосновения пробудили в ней чувства, никогда прежде ею не испытываемые, и снова графу захотелось обнять ее и прижаться к ее губам.
Но она высвободила свои руки и тихим застенчивым голосом, как-то совсем иначе, чем обычно, проговорила:
— Мне пора… мне надо идти… поискать Джейсона. Время… в это время я вывожу его на… прогулку.
Она вышла из оранжереи, а граф, удобно откинувшись в кресле, задумался.
В течение первых трех дней после свадебной церемонии нянюшка и Бейтс провожали графа в постель пораньше, и хотя Пурилле приносили ужин в его спальню, все же это было совсем другое, нежели сегодняшний вечер. Сегодня он спустился вниз, где их обоих ждал накрытый в маленькой гостиной стол.
Это событие взбудоражило девушку, и она попросила садовников, с которыми уже успела познакомиться, украсить стол цветами.
— Ваши цветы так красивы, — польстила она главному садовнику, прослужившему в Роке более тридцати пяти лет, — но мне невыносима сама мысль, что они должны умереть.
— Если бы они не вяли слишком долго, миледи, вам скоро некуда было бы ставить свежие, — добродушно усмехнулся старик.
— Вы правы, — согласилась Пурилла, — ведь каждый день мне кажется, что новые букеты еще лучше вчерашних. Пожалуйста, сделайте сегодня какое-нибудь особенное украшение для стола, для его сиятельства. Я знаю, он сумеет оценить это.
Садовник заверил ее, что это не составит ему труда, а Пурилла столкнулась с новой проблемой — ей предстояло выбрать наряд.
Почти каждый день из Лондона прибывали все новые и новые платья, и это не считая шляпок, шейных платков, мантилий, туфель, перчаток. А такого вороха самого разнообразного, отделанного кружевом белья она и вообразить себе не могла.
Модистка, появившаяся вскоре после ее переезда в Рок, казалось, без указаний точно представляла себе, что необходимо заказать для приданого. Но Пуриллу такое множество присланных ей вещей смутило и ошеломило, хотя нянюшка и граф, казалось, воспринимали все как должное.
— Это все, наверное, стоит страшно много денег, — испуганно сказала она нянюшке в то утро, когда прибыла очередная партия Коробок.
— Его сиятельство может себе это позволить, — успокоила ее нянюшка, — а, вы, мисс Пурилла, не хуже меня знаете, едва ли вам стоит щеголять здесь и по округе в тех .обмотках и тряпье, которыми вам приходилось довольствоваться дома.
— Но я не страдала от этого, — попыталась защититься Пурилла.
— Честь вам и хвала! — едко заметила нянюшка. — Только его сиятельство тратит целое состояние, чтобы принарядить вас как модницу.
— Но я вовсе не желаю уподобляться модницам, — заметила Пурилла. — Мне только хочется понравиться ему.
.. — На то ему и глаза, не слепой ведь, — резко оборвала ее нянюшка.
Она замолчала, но Пурилла не сомневалась: нянюшка считала ее замужество не просто необычным, но так или иначе шокирующим.
Она слишком хорошо знала старушку и понимала, насколько нянюшке не понравилась прежде всего та поспешность, с которой ее подопечная обвенчалась с графом. К тому же тот факт, что граф не в состоянии был вести себя как настоящий новобрачный, вовсе не укрылся от ее вездесущего ока.
Нянюшка разрывалась на части. Граф оказался на ее попечении в качестве больного, и она считала правильным и благоразумным во всех смыслах его пребывание в собственной спальне и его братское отношение к Пурилле, как если бы та приходилась ему сестрой, а не женой.
Но с другой стороны, ее обижало и огорчало подобное равнодушие графа, воздерживающегося от близости с ее воспитанницей. Ей хотелось, чтобы Пуриллу любили так, как она того заслуживала.
— Он полюбит меня когда-нибудь, — уверяла та Джейсона, разговаривая с ним перед тем, как заснуть.
Песику выделили специальную корзинку, но, когда нянюшка уходила, он частенько прыгал на кровать и забирался поближе к девушке.
— Граф Литтон — такой великолепный, такой видный, — продолжала она, — должно быть, многие женщины любили его и, возможно, граф сам любил их… но мне-то нечего ему предложить… кроме моего сердца.
Говорила она, имея при этом очень задумчивый вид, и это заставило Джейсона еще крепче прижиматься к ней.
Она обняла песика, словно ища утешение в теплоте и мягкости его маленького тельца.
— Кажется, он доверяет мне, — рассуждала она, — и я думаю, может быть, мне удастся помочь ему поладить с обитателями его поместья. Он понял, что я пыталась рассказать ему об этих людях, но как было бы хорошо, если бы я для него стала важнее всего на свете, важнее титула, важнее денег…
Она глубоко вздохнула.
— Наверное, я хочу слишком многого, ведь нам с тобой и так повезло оказаться здесь, в этом доме. Нельзя быть такой алчной, но, Джейсон, мне так нужна его любовь, я так отчаянно нуждаюсь в нем!
Слезы подступили к глазам, и, крепче обнимая Джейсона, она думала о графе, который спал в соседней комнате.
Комнаты разделяла лишь дверь, и она знала: ей стоило лишь приоткрыть ее, чтобы видеть его и слышать его.
Пурилла задумалась над тем, как он посмотрит на ее просьбу разрешить ей посидеть рядом с ним и немного поговорить. Но она убедила себя не докучать ему подобными просьбами.
К тому же на ней была только длинная ночная рубашка, и граф никогда еще не видел ее без прически, с распущенными по плечам волосами. Он ни разу не попросил ее зайти к нему и пожелать спокойной ночи после того, как уходила горничная, помогавшая ей раздеться.
— Я подожду… пока он поцелует меня… и тогда, возможно, он придет в мою… комнату, — уговаривала она себя.
Но она ни в чем не могла быть уверена, за исключением того, что их брак так и не стал настоящим.