- Двигайтесь дальше” - отрывисто приказал король. Он больше не раздвигал занавеси, чтобы выглянуть наружу, пока не понял по удаляющимся звукам музыки и голосов, что они пришли в более утилитарную часть города. Теперь они находились в квартале рыцарей. Гилтас знал, что неподалеку отсюда Лорд Эамутт Тагол сидит в своем уродливом казарменном здании, а Рыцарь Черепа отдает приказы своим приспешникам. В этот день по просьбе Рашаса, который был связующим звеном Сената между Королевством и рыцарями, Тагол согласился держать свои патрули в темных доспехах незаметно на заднем плане празднества.
Гилтас мрачно поджал губы, когда они приблизились к восточному мосту, ведущему из города. Король снова раздвинул занавески носилок, глядя на восток, чувствуя боль и пустоту. Серебристый пролет моста поднимался высоко над королем и лордами, высоко над самим городом. Соединенный с тремя другими мостами серией башен, не более чем сторожевыми домиками для дозорных, этот мост в свое время ничем не отличался от трех других.
В последнее время все изменилось.
Желудок Джила скрутило, горькая желчь подступила к горлу. Восточный мост ощетинился копьями, похожими на пики. На окровавленных остриях этих копий были свежие головы эльфов. Наверху, высоко в ярко-синем небе урожая, плыла тьма воронов. В ушах короля шум празднества звучал как шум далекого моря, едва слышный, едва узнаваемый.
Из сторожевой башни вышла коренастая фигура-Рыцарь в черном, в высоких сапогах, с коротко остриженными волосами, как это было принято у всех рыцарей. Он нес с собой мешок,и из леса над его головой поднялась целая стая ворон. Рыцарь вытянул голову из мешка с длинными волосами. Это были рыжие волосы, а теперь они были спутаны темной кровью. Мертвой была женщиной; Джил поняла это по нежности ее лица, когда Рыцарь взял голову за уши и с силой опустил ее на стальной наконечник копья. У мертвой женщины отвисла челюсть, словно она собиралась закричать.
Рядом с королем Леди Элантра, казалось, ничего не заметила. Некоторые сенаторы зашептались между собой. Один из них, стоявший позади королевских носилок, издал сдавленный звук тошноты. Лошади, которые никогда не видели сражений и не чувствовали запаха крови, кроме крови дичи, фыркали и танцевали, когда ветер из леса доносил до них зловоние эльфийской крови.
Только Рашад спокойно сидел на своем коне, молча глядя на рыцаря на стене, пока тот шел обратно к караульному помещению.
“Милорд Король” - сказал он, не оборачиваясь к Гилтасу, - вы видите там ожидаемый выпуск новых приказов Лорда Тагола. Он боится, что люди в лесу становятся слишком ... шумными. Сенатор обернулся, его длинные глаза холодно блестели, а лицо напоминало восковую маску. “Он не хочет, чтобы разбойники на шоссе стали предметом внимания дракона. Конечно, вам не стоит расстраиваться, Ваше Величество. Теперь грабежи наверняка прекратятся, драконья дань пройдет беспрепятственно, ибо даже сегодня отсюда пойдут слухи об этом зрелище. Таголу нужен только мир, Мой господин король. Он хочет только порядка и подчинения.
“Как и все мы, Ваше Величество. Дракон, наш повелитель, твоя самая преданная Талас-Энтия. Мир, порядок и... - Рашас изобразил на губах подобие улыбки. “Соблюдение.”
Сенатор молча сказал королю: "я буду вести переговоры с этим рыцарем, с нашими врагами. Только не ты, мальчик, и пусть больше не будет разговоров о губернаторстве Лорда Файермана на дальнейших собраниях Талас-Энтии. Отныне пусть будет только ваше согласие с моими желаниями.
Резкий и холодный приказ Рашаса заставил процессию двинуться дальше. Лошади фыркали, стук копыт ускорился.
Гилтас позволил шелковым занавесям упасть. По прошествии некоторого времени он попросил леди Эланту передать Рашасу, что король чувствует усталость и желает, чтобы процессия незаметно завершилась около королевской резиденции. Вернувшись, он отправился в свои покои. Он хотел тишины и места, чтобы успокоить гнев, который не доставил Рашасу удовольствия видеть, гнев, о котором он не доставит ему удовольствия слышать в сплетнях.
В очаге потрескивал только что сложенный огонь, свидетельствуя об усердии слуги и о том, что хотя снаружи тепло светит первый день осени, ночь будет прохладной. На мраморном буфете в маленькой столовой, примыкавшей одновременно к его библиотеке и спальне, стоял серебряный поднос с двумя золотыми чашами и высоким хрустальным графином, наполненным рубиновым вином.