Дэниэл говорил о вирусе как о каком-то экзотическом животном, которого невозможно выследить.
— Как вы регистрируете собранные образцы? — спросила Эмма.
— Я сейчас покажу.
Дэниэл начал показывать Эмме ловушки, при помощи которых он с Ндугу отлавливал животных и брал у них кровь, которую потом тестировал на наличие антител к вирусу Оламбо. Он также показал ей старый ручной сепаратор, которым они пользовались до того, как им удалось приобрести холодильную камеру, работающую на керосине.
— Сейчас мы просто оставляем пробирки на ночь в холодильнике, — объяснял Дэниэл. — Кровяные клетки сворачиваются и выпадают в осадок, и утром нам остается просто слить сыворотку.
Эмма с уважением смотрела на Дэниэла, который с восторгом говорил о таком элементарном приспособлении, как холодильник. Все это время она думала об оборудовании, бывшем в распоряжении ее института. Без такого оборудования и достаточно квалифицированного вспомогательного персонала исследователи ее уровня даже не приступили бы к работе.
— Как вы думаете, мы делаем что-то не так? — спросил Дэниэл. — Может, стоит что-то поменять в нашей методике?
— Нет, вы все делаете правильно, — ответила Эмма и покачала головой.
Дэниэл, казалось, был разочарован ее ответом. Ему было бы гораздо легче узнать, что они допустили где-то ошибку, чем осознавать тот факт, что его исследование просто заходит в тупик.
— Такое бывает, — попыталась успокоить его Эмма. — Ведь до сих пор так и не нашли переносчика лихорадки Ласса. А над этим работают целые команды. Неудивительно, что вы тоже пока ничего не обнаружили.
— Но я не собираюсь сдаваться, — с твердостью в голосе заявил Дэниэл. — Осталось попробовать еще одну вещь. Мы не брали анализ крови у таких крупных животных, как буйволы, гиеновидные собаки, львы, слоны. Взять кровь у них можно, только если сначала подстрелить — пулей или транквилизатором. Но у нас нет ружей для транквилизаторов, а кроме того, реакция диких животных на лекарство может быть совершенно непредсказуемой. Для них это может быть опасно. Не хотелось бы убивать животных только для того, чтобы взять у них анализ крови. Я на это никогда не соглашусь. Поэтому пока что будем продолжать работу с грызунами.
Эмма прониклась сочувствием к Дэниэлу. Он совершенно не жаловался на недостаток ресурсов и при этом преданно относился к своей работе. Ей захотелось как-то помочь ему.
— Когда я вернусь в Мельбурн через десять дней, — сказала она, — я постараюсь найти организацию, которая согласилась бы вам помочь.
— Спасибо, — ответил Дэниэл. — Это было бы прекрасно.
— Я ничего не могу обещать, — сказала Эмма. — Но я сделаю все, что в моих силах.
Она отвернулась от него. Ей стало немного стыдно, оттого что он так искренне благодарит ее, хотя на самом деле она предлагает очень мало.
Ее взгляд привлекло что-то розовое — в банке с водой стояли цветы, которые она до сих пор не замечала. Это были такие же цветы, какие Эмма сорвала в пустыне и положила на могилу. Она дотронулась до нежных лепестков, и ей стало интересно, кто же поставил их сюда. Несомненно, это была женщина. Неожиданно для самой себя Эмма почувствовала смятение при мысли об этой незнакомой женщине. Как будто — после всех этих совместных переживаний — в ней возникло чувство собственности по отношению к Дэниэлу. Разумеется, это было полным абсурдом, и она сама все понимала. Вместе с тем в ее голове крутились слова Дэниэла, сказанные за завтраком.
У нас тут нечасто бывают женщины.
— Откуда эти цветы? — не удержалась Эмма.
— Я сам нарвал их, — ответил он. — Мне нравится, когда здесь стоят цветы. Это напоминает мне о том, что, несмотря на все ужасные вещи, которые происходят в мире, он все равно остается прекрасным.
При этих словах лицо Дэниэла помрачнело, но буквально через секунду он уже улыбался.
— Пора пить чай, — сказал он. — Пойдемте, посмотрим, где там Мози.
Стоя на коленях прямо на земле, Эмма выдергивала пучки пожелтевшей сухой травы. Рядом с ней Дэниэл рыхлил почву небольшой тяпкой.
— Я планировал заняться этим, пока Ндугу в отъезде, — сказал Дэниэл. — Без него я не могу продолжать полевые исследования и поэтому решил, что это хорошая возможность привести в порядок грядки. — Взглянув на Эмму, он улыбнулся и добавил: — Но я не ожидал, что кто-то придет мне на помощь.
— А я тоже приехала сюда совсем не для того, чтобы прохлаждаться, — улыбнувшись в ответ, заявила Эмма. — И я совсем не против, — поспешила добавить она. — Для меня это что-то новое. Я ведь живу в городе, в квартире на третьем этаже, — продолжала она, протягивая руку к очередному засохшему растению.
Было какое-то наслаждение в ощущении того, как хватка корней ослабевает и они в конце концов расстаются с почвой. Сначала Эмма пришла в замешательство от просьбы Дэниэла помочь ему с прополкой заброшенного огорода рядом с кухней, но сейчас она могла точно сказать, что такая работа ей по нраву. Перед тем как приступить к работе, она предусмотрительно надела пару своих силиконовых перчаток, ибо знала, что здесь вполне могла быть туберкулезная палочка, — но перчатки продержались недолго. После того как она их сняла, ее руки вмиг покрылись серой пылью. Перестав беспокоиться о насекомых, которые могли ее укусить, и об инфекциях, Эмма почувствовала удовольствие от свободных движений своих рук и от прикосновений к мягкой рассыпчатой почве. Не прекращая работу, она перевела взгляд со своих рук на руки Дэниэла. Они представляли странный контраст по сравнению с ее собственными руками. На ее коже пыль оседала серым слоем, в то время как на его темных руках она выглядела бледной.
— Как здесь может что-то вырасти? Даже в глубоких слоях почва сухая-пресухая.
— Раз в год бывает сезон дождей, а в остальное время их нужно поливать. Здешним растениям этого хватает. Но я быстро забываю о поливе, и они, к сожалению, все у меня засыхают. — В голосе Дэниэла слышался упрек самому себе.
— Ну, я надеюсь, что теперь вы будете о них заботиться как следует, — поддразнила его Эмма. — После моих-то стараний!
Дэниэл улыбнулся.
— Как только увижу, что растения начинают засыхать, я сразу же вспомню о вас и прямиком побегу за лейкой.
При этих словах рука Эммы замерла над небольшим пучком травы. Она опустила взгляд, стараясь скрыть от Дэниэла, насколько ей приятно слышать, что о ней будут вспоминать. «Я слишком много времени провела одна, — подумала Эмма. — Поэтому мне так хочется внимания».
Они продолжили работу, каждый в своем ритме, вырывая из почвы засохшие растения и бросая их в тачку. Время от времени поднимая голову, они встречались взглядами. На лице Дэниэла было выражение легкого удивления, как будто он никак не мог привыкнуть к присутствию этой белой женщины у себя в огороде. Но Эмма видела, что это приятное удивление. Он, несомненно, был рад ей.
— Если бы сейчас меня увидел мой отец, он бы покачал головой, — сказал Дэниэл. — Он верен старым традициям. Масаи считают, что они избранный Богом народ и что Ленгаи дал им коров для удовлетворения всех их потребностей — мясо, кровь, молоко, шкуры. Традиционно у масаев не принято убивать диких животных для пропитания. А людей, которые обрабатывают почву и выращивают растения, они открыто презирают.
— Но вы же не презираете такую работу, — возразила Эмма.
— Я современный масаи, — улыбнулся Дэниэл.
— А ваш отец спокойно относится к тому, что вы ведете другой образ жизни?
— Не то слово! Он очень мною гордится.
— А ваша мать? — Задавая вопросы, Эмма продолжала работать, но при этом старалась, чтобы ее голос звучал как можно более непринужденно. Она не хотела показаться излишне любопытной, хотя ей очень хотелось побольше узнать о Дэниэле. Ведь он был родом из совершенно незнакомой для нее культуры.
— Конечно. Моя мать во мне души не чает. Я ее первый ребенок. Когда я их навещаю, она все время вспоминает годы моего детства — тогда я еще не стал мораном, воином, и был просто мальчишкой, жил в ее доме и даже иногда спал в ее постели.