Лайон застонал и отвел ее руку.
– Сначала ответь мне, – велел он внезапно севшим голосом.
Прежде чем подчиниться, она постаралась, чтобы он заметил ее разочарование.
– Отец захватил в плен мистера Девенрю, чтобы тот научил меня языку белых людей. Если бы маме было позволено поговорить с ним, она бы объяснила, что я вернусь в Англию. Но отец считал, что это не имеет значения. Он не понимал, что у белых есть разные языки. Девенрю рассказал мне позже, когда мы уже подружились, что он очень боялся отца. Я помню, как меня это позабавило. Знаю, что с моей стороны это было нехорошо, но мне тогда едва исполнилось десять или одиннадцать лет, так что можно простить мое легкомыслие. Да и Девенрю был очень молод. Он научил меня языку белых… его белых.
Смех Лайона прервал ее рассказ. Она подождала, пока он успокоится.
– Два долгих года я мучилась с этим языком. День за днем. Маме никогда не разрешали приближаться к Девенрю. Он был красив для белого человека. И вообще никому не разрешалось подходить к нему. Его задачей было учить меня, и только. Никаких дружеских отношений не допускалось.
– Значит, вы занимались вдвоем? – вкрадчиво спросил Лайон.
– Конечно, нет. Мне тоже не разрешалось оставаться с ним наедине. Со мной всегда были по меньшей мере две старые женщины. Но все же со временем Девенрю мне очень понравился, и я убедила отца быть с ним хоть чуточку дружелюбнее.
– А когда Девенрю понял, что он учит тебя не тому языку? И как он общался с твоим отцом?
– Девенрю говорил на нашем языке. Когда моей матери наконец разрешили появиться в вигваме Девенрю и она услышала, как я отвечаю уроки, она тут же поняла, что это не тот язык, которому ее учили в детстве.
– И было много шума? – спросил Лайон, снова стараясь не рассмеяться.
– О да! Мама улучила момент, когда отец был один, и высказала ему свое неудовольствие. Если бы отец не был таким упрямым и разрешил ей поговорить с миссионером, то два года не были бы потрачены впустую. Отец так разозлился, что хотел убить Девенрю, но мама ему не позволила.
Лайон рассмеялся.
– А почему твоя мама не научила тебя сама?
– Ее английский был не очень хорош. Она решила, что Девенрю знает его лучше.
– Поэтому ты предпочитаешь говорить по-французски?
– Временами это легче.
– Скажи мне на языке своей семьи, что любишь меня.
– Я люблю тебя.
– Это английский.
– Теперь это язык моей семьи, – сказала Кристина, а потом повторила слова любви на языке индейцев племени дакота, и этот язык показался Лайону очень мелодичным. – А сейчас я покажу тебе, как сильно люблю тебя, – прошептала Кристина, и ее руки скользнули вниз по его груди.
– Нет, сначала я тебе покажу, – сказал Лайон и подтвердил свое намерение действиями.
Прошло много времени, прежде чем супруги заснули в объятиях друг друга, утомленные, но вполне удовлетворенные.
Лайон проснулся ночью и сразу протянул руки к жене. Почувствовав, что ее нет рядом, он перевернулся на бок и посмотрел на пол.
Но Кристины не было и на полу, и сон немедленно улетучился. Он уже собрался встать и отправиться на поиски жены, когда заметил, что на тумбочке у постели горят свечи. Он точно помнил, что погасил все три свечи.
Он ничего не понимал до тех пор, пока не увидел тетрадь в черном переплете в центре столика.
Кожаный переплет потрескался от времени. Когда Лайон взял тетрадь и открыл ее, он почувствовал запах тлена. Страницы были очень хрупкими, и Лайон с исключительной осторожностью стал переворачивать первые листы дара, который преподнесла ему Кристина.
Он не знал, сколько времени просидел, склонившись над дневником Джессики. Прошел час, а может, и два. Когда он закончил читать повествование об ужасе, выпавшем на ее долю, у него дрожали руки.
Лайон встал, потянулся, разминая мускулы, и пошел к камину. Он замерз, но не знал, виноват ли в этом холод в спальне или дневник Джессики.
Он подкладывал второе полено в только что разведенный огонь, когда позади него открылась дверь. Но прежде чем обернуться, Лайон закончил свое дело. Стоя на коленях у камина, он долго смотрел на свою прелестную жену.
На ней был длинный белый халат. Волосы спутались, щеки разрумянились. Он видел, что она волнуется. В руках Кристина держала поднос, стоявшие на нем бокалы позвякивали.
– Я подумала, что ты проголодался, и пошла…
– Иди сюда, Кристина.
Его голос был едва слышен, но Кристина поспешила подчиниться. Она поставила поднос на кровать и быстро встала перед мужем.
– Ты прочитал? – спросила она.
Лайон встал, прежде чем ответить. Его руки легли ей на плечи.
– Ты ведь хотела этого, да?
– Да.
– Скажи мне, почему ты дала мне дневник?
– Доверие, Лайон. Это твое слово. Ты открыл мне сердце, когда рассказал о Джеймсе и Летти. Я должна была ответить тем же.
– Спасибо, Кристина. – Голос Лайона задрожал от переполнявших его чувств. Глаза Кристины расширились.
– За что ты благодаришь меня?
– За доверие, – ответил Лайон, целуя появившуюся на лбу морщинку. – Когда ты дала мне дневник своей матери, то доверилась мне.
– Да?
Лайон улыбнулся:
– Да. – Он снова нежно поцеловал ее, а потом предложил разделить полуночную трапезу перед огнем.
– И мы поговорим? – спросила Кристина. – Я так много хочу рассказать тебе. Нам так много предстоит решить, Лайон.
– Да, любимая, мы поговорим.
Кристина вернулась за подносом, а Лайон тем временем расстелил на полу одно из одеял. Кристина присела и поставила поднос в центре импровизированного стола.
– Хочешь, я принесу тебе халат? – предложила она.
– Нет, – ответил Лайон улыбаясь. – А хочешь, я сниму с тебя твой?
Лайон прилег на бок, опираясь на локоть, и потянулся за куском сыра. Отломив кусочек, он передал сыр Кристине.
– Ты считаешь Джессику безумной? – спросила Кристина.
– Нет.
– Я тоже. Но некоторые ее записи такие путаные. Ты почувствовал ее муку, Лайон, как я ощутила ее, читая дневник?
– Она очень боялась, – ответил Лайон. – И я действительно чувствовал ее боль.
– Сначала я не хотела читать ее мысли. Мерри заставила меня взять дневник с собой. Она сказала, что со временем я изменю свое отношение. И она была права.
– Она сдержала свое обещание твоей матери, – перебил ее Лайон. – Мерри воспитала тебя, любила как родную дочь и сделала тебя сильной. Ведь таково было желание Джессики?
Кристина кивнула.
– Я не всегда сильная, Лайон. До сегодняшней ночи я боялась его.
– Отца?
– Я не хочу называть его отцом, – прошептала Кристина. – Мне становится плохо, когда я думаю, что в моих жилах течет и его кровь.
– А почему ты сейчас не боишься? – спросил он.
– Потому что теперь ты знаешь. Я опасалась, что ты подумаешь, что разум Джессики был… слаб.
– Кристина, помнишь, когда ты вошла в библиотеку, я беседовал с Ричардсом? Мы только что закончили разговор о твоем отце. Ричардс рассказал мне о случае, получившем название «дело Брисбена». Ты об этом ничего не слышала?
– Нет, я никогда бы не стала подслушивать, – ответила Кристина.
Лайон кивнул. Он быстро пересказал ей события, приведшие к убийству семьи Брисбена.
– Те бедные дети, – прошептала Кристи-на. – У кого поднялась рука на невинных малышей?
– Тебе не понравится ответ, – сказал Лайон. – Я бы не рассказал тебе историю семьи Брисбен, если бы это не было так важно. Жена и дети Брисбена были убиты одним способом.
– Как?
– У них было перерезано горло.
– Не хочу даже представлять себе эту картину, – прошептала Кристина.
– В своем дневнике Джессика пишет о супружеской паре, с которой она ехала к Черным Холмам. Ты помнишь?
– Да. Их звали Эмили и Джейкоб. Шакал убил их.
– Как?
– У них было… ох, Лайон, у них было перерезано горло! Ты хочешь сказать, что…