Щеголев Александр
Львиная охота
Александр Щеголев
Львиная охота
(шпионский роман)
Покаянные слова посвящения:
Учителю, для которого все уже написано.
Друзьям - на память о нашем детстве.
Владимиру Гончару, который меня изменил.
Александру, что принял дар в наследство.
Прощальные стихи
на веере хотел я написать,
в руке сломался он.
Басё, сын самурая.
ЧАСТЬ I. ЛУЧ СВЕТА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
- Консервы, - с сожалением констатировал пограничник. - Зачем они вам?
- Странный вопрос, - улыбнулся я. - Угадайте с трех раз.
- Вы употребляете в пищу мясные консервы?
- Надо же, угадали.
Он укоризненно взглянул мне в глаза, вздохнул и ничего не ответил. Мой чемодан лежал перед ним на откидной полке. Крышка чемодана была откинута, незамысловатый багаж одинокого путешественника выставлен напоказ. Я ощутил легкое раздражение.
- Надеюсь, мясопродукты не подлежат у вас изъятию?
- Нет, конечно, - снова вздохнул пограничник, взял тонкими длинными пальцами одну из пластиковых банок и принялся ее брезгливо разглядывать. Вам, наверное, опытные люди посоветовали взять это с собой?
Я развернулся на сто восемьдесят градусов и выглянул в раскрытое окно купе. Другие пассажиры, прибывшие тем же рейсом, свободно проходили на выход, не задерживаясь в своих вагонах дольше обычного. Похоже, предъявить вещи к досмотру попросили меня одного.
- Вы тот самый Максим Жилов? - спросил он тогда меня в спину.
- В каком смысле "тот самый"?
- Вы указали в анкете, что по профессии писатель. Прибыли к нам из Соединенной России...
- Ах, вот из-за чего по отношению ко мне проявлена такая строгость.
- Я почему-то подумал, - смутился пограничник на секунду, - что вы тот самый Жилов. Простите, если ошибся.
Понять, шутит он или нет, было непросто, поскольку взгляд его сосредоточенно шарил по моему чемодану, не участвуя в разговоре. Нормальный с виду парень, лет двадцати пяти. Форма очень шла его честному лицу, как и вся эта ситуация. Некоторые люди рождаются, чтобы быть стражниками, и ничего тут не поделаешь. Закончил училище, конечно, с отличием, и конечно же, не пьет и не курит, и с девушками, надо полагать, у него тоже все в порядке. Вот только мясные консервы почему-то невзлюбил. Или вдруг заподозрил, что в банках на самом деле что-то спрятано, и теперь заговаривает мне зубы, незаметно орудуя зашитым в манжетах томографом?
- Что же вы памятку невнимательно прочитали? - укоризненно спросил он, не поднимая глаз. - Алкоголь ввозить запрещено. Мне очень жаль.
- Здесь что, сухой закон? - вновь повернулся я к нему, пытаясь показать, что эта новость ничуть меня не потрясла.
- Нет, спиртные напитки разрешено продавать и даже производить. И, тем более, их можно употреблять.
- Еще бы! Что же тогда нельзя?
- Только ввозить.
- Какая чушь, - сказал я.
Его губы тронула улыбка, но он промолчал.
- Всего две бутылки, - подмигнул я ему. - Лучшему другу. Друг на меня обидится, если я заявлюсь просто так, можно сказать, без повода, особенно когда у него день рождения. Ну, так как?
Парень придвинул ко мне чемодан и произнес, испытывая явную неловкость:
- Можете сдать водку на хранение, а на обратном пути получите ее в целости. Прошу вас, товарищ Жилов. Вы только не волнуйтесь...
Волноваться не было причин, ведь порядок - он порядок и есть. Я собственноручно вытащил несчастные бутылки "Скифской" и поставил их перед суровым пограничником. Стас, конечно, не обидится, озабоченно думал я, даже полвопроса не задаст, тут я перегнул палку, Стасу достаточно меня самого, что с подарком, что без. И ребята будут рады, и даже сам товарищ ректор, но... Черт вас всех забери! "Скифская" - любимый сорт Стаса, я специально искал в магазинах. У него ведь и правда завтра день рождения, удачно я подгадал с поездкой. Если не ошибаюсь, завтра ему ударит полста. Это, знаете ли, дата. Ей-богу, обидно: я ведь этой водкой просто хотел сделать ребятам приятное, показать, что до сих пор помню их вкусы. Семь лет мы не виделись, а семь лет назад, когда заварушка закончилась нашей общей победой, мы пили именно "Скифскую", именно Курского розлива, и даже Татьяна с Анджеем, хоть и были принципиально непьющие, нагрузились до полного непотребства...
- Дарю, - сказал я стражу местных границ. - На обратном пути мне это уже не понадобится.
- Сейчас, - засуетился он, - я выпишу вам квитанцию.
- Лучше выпей за мое здоровье, дружок. Со своей подружкой, если она у тебя есть. Как я догадываюсь, ничего кроме здоровья ты в этой жизни не ценишь.
- И еще я обязан предупредить вас о том, что в анкете следует указать истинную цель визита, а также истинный род занятий. - Пограничник оправил форму, хотя, оправлять там было решительно нечего, он стряхнул с себя неловкость, как стряхивают прилипшую к пальцам паутину, и объявил: - У нас не лгут. Ложь в анкете - это основание для высылки, - и вдруг улыбнулся. Если вы, к примеру, шпион, так и напишите - шпион. Если вы приехали сюда с целью совершить кражу, не стесняйтесь сознаться, что вы вор...
Мы оба посмеялись.
- Не беспокойтесь, - стал он серьезным, - дальше поста бумаги не уходят. Пока, разумеется, вы не нарушите закон.
- Я не нарушу закон, - сказал я. - И я действительно приехал навестить друзей. А вы, значит, никогда не врете? Вы лично?
- Даже по долгу службы.
- Как интересно. Сами не врете, а другим не доверяете.
Я взял чемодан под мышку и пошел на перрон, а он с улыбкой произнес мне вслед:
- И все-таки вы похожи на скульптуру, товарищ Максим Жилов.
- Что? - я приостановился.
- Я уверен, что вы захотите жить иначе. Желаю вам здоровья.
- Что ты сказал насчет скульптуры, дружок?
- На площади есть скульптурное сооружение. Вы его обязательно увидите.
Не люблю пограничников, думал я, преодолевая кондиционированное пространство вокзала. С их внешней правильностью, которая, как правило, только внешняя. Хотя, здоровья он мне пожелал, по-моему, искренне. Какая сказочная наивность, думал я, проходя сквозь аркаду на привокзальную площадь. Нормальный человек не может всерьез воспринять обещание, будто бы за правду ничего не будет, какая бы она ни была, так на кого же они тут рассчитывают? Или сюда теперь ездят только ненормальные? А может, этот суровый вегетарианец валял дурака, не в силах побороть свою странную нелюбовь к писателям? Поистине здешний рай сильно изменился, думал я, вдруг ощутив себя старым и даже устаревшим...