Капитан Мак-Леод предложил мне свою руку — мускулистую и крепкую. Нога в ногу мы пошагали по западному крылу музея и, пройдя двор, уставленный производящими жутковатое впечатление гипсовыми статуями, и кабинет гравюр, попали в ресторан.
Мельком взглянув на себя в зеркало, я увидела незнакомку с томным взглядом, гибкую, как кошка; овальное лицо, полные губы, волнистые волосы, собранные на затылке в шиньон. Карие глаза блестели точно начищенные туфли, в которых вспыхивали искорки, кожа была золотистая. И спутник у меня был видным, с гордой осанкой.
— Самое забавное, — произнес Руди, когда мы с ним уселись за столик, — это то, что ты еще совсем ребенок.
— Вовсе нет, — ответила я с легкомысленным видом. — Я уже в таком возрасте, что за мной можно ухаживать, красавец капитан, нравится вам это или нет.
— Мадемуазель Зелле, — сказал он, — давайте будем откровенны. Я убежденный холостяк. Но я очарован вами.
— Вам придется сделать вид, что вы за мной приударили, — ответила я. — Моя мачеха не позволяет мне жить в Амстердаме, но я сказала папе, что приличный офицер оказывает мне внимание.
— Третий слева? — засмеялся Руди и откинулся назад, поглаживая свои великолепные усы.
— Фотография вам льстит, — заметила я, чтобы поддразнить его. — Вы не находите?
— А ваша вводит в заблуждение, мадемуазель с младенческим личиком, — парировал он.
Официант принес кофе и вновь отошел. Мы остались одни у окна, залитого дождем.
— Выходит, за мной поцелуй, — дерзко сказала я и, прежде чем он успел что-то ответить, коснулась ресницами его щеки.
— И за мной тоже, — произнес Руди. Приподняв одним пальцем мой подбородок, он прижал свои губы к моим. Вспомнив доктора Вета, я чуть приоткрыла рот.
Пять минут спустя мы решили, что влюбились друг в друга с первого взгляда.
— Если этот мужчина желает просить твоей руки, пусть приедет на паре лошадей, — сказал папа. — Ты ведь моя детка.
— Господи, а что тут такого, если он придет пешком, Адам Зелле? — спросила Хельга. Ей не терпелось сбыть меня с рук. — По одежке встречают, по уму провожают.
— Ей и семнадцати нет. Это девочка. Моя маленькая девочка, — ответил папа.
— В семнадцать я уже была замужем, — возразила Хельга.
— Я требую уважения, — проговорил папа. — Уважения, которое следует выказать отцу моей девочки.
— А какое ты даешь за ней приданое, старый олух? — поинтересовалась Хельга.
— Если бы не я, то и ей откуда было бы взяться, — ответил папа, умевший вывести из себя Хельгу, говоря простонародным языком. — Капитана на мякине не проведешь. Ты только глянь на Герши. — Хельга посмотрела на меня, словно желая сказать, какая я длиннющая, черная и безобразная. Папа хохотнул. — Ты ж за настоящего мужика выходишь, верно, детка?
Оставив их обоих, я написала своему милому капитану, чтобы он приехал на паре лошадей.
Руди должен был сообщить о наших планах своей сестре. По-моему, он опасался, что та станет возражать и поднимет шум. Но вдова Волсинк заявила, что давно желает видеть его женатым.
— Кому же ты передашь свое имя, если у тебя нет законнорожденных детей? Я только надеюсь, что она настоящая дворянка, вот и все.
— Она голландка до мозга костей, — заверил ее Руди. — Хотя и брюнетка. Вели заложить экипаж с парой лошадей, Джинна, и я тебе привезу свою нареченную.
Луиза-Хуана Мак-Леод Волсинк жила в доме № 79 по Ледише Каде, в квартире над лавкой, которую открыла после смерти своего мужа. Она тоже походила на шотландку и также твердила о «клане». Мне она сразу пришлась по душе. Луиза настояла на том, чтобы я переехала к ним, вместо того чтобы оставаться с папой или возвращаться в Гаагу.
— Чем я не дуэнья? К тому же Руди не хочет терять тебя из виду.
Так оно и оказалось. Что бы я ни делала, повсюду меня преследовал взгляд его серо-голубых глаз. Мы подолгу оставались вдвоем, поскольку Джинне приходилось присматривать за магазином, а спать она ложилась рано.
После публикации о нашей помолвке надо было ждать две недели. Мне было приятно находиться в обществе Руди, который все время ласкал меня. Это доставляло мне удовольствие, не то что прикосновения доктора Вета, возбуждавшие меня и одновременно вызывавшие во мне отвращение. Иногда меня тревожила мысль о предстоящей брачной ночи, но я внушала себе, что другие женщины пережили ее и ничего с ними не случилось. Правда, тетушка из Снеека заявляла, что «это отвратительно, но с этим приходится мириться ради блага отчизны». Старательно прочитав все книги, какими увлекалась тетушка, я из них ничего не почерпнула, поскольку дальше невинных ласк в них дело не доходило.